Александр Венгер - Затяжной конфликт. Роман

Максим ждал, копил раздражение. Наконец Самозванец окончил разговор и подошел к нему.

– Прибыл? Славно! А мы, вишь, с Егорием столковались о взаимных действиях. Вся сотня в сборе?

– Откуда ей быть в сборе, если ничего не сообщили! – зло сказал Максим.

Воевода сокрушенно развел руками:

– Извиняй. Не пашут ваши пчелы. – Так он называл сотовые телефоны. – И пошты нету. Что тут изладишь?

Максим достал свой айфон. Ни сотовая, ни спутниковая связь не работала. Попробовал перезагрузить – не помогло.

– Тут что, экранирует что-нибудь?

– Это уж ты на ясность выводи. Мне и то непонятно, как эти ваши измышления раньше служили.

– Ну хорошо. А послать ангела нельзя было?

– Оне страсть как не любят в город летать. Слишком ими увлекаются. Мальчишки их шугают, камнями в них кидаются. Да и не властвую я над ими.

– Ладно, – смилостивился Максим. – Цепочку предупреждения я запустил, скоро начнут прибывать.

По его мнению, теперь Григорию следовало сказать что-нибудь одобрительное. Желательно, в развернутой форме, пространно и торжественно. Тот, однако, ограничился констатацией:

– Молодец! А то враг уже зачинает безобразить. Давеча крыс наслал. Здоровенны, смердящи – насилу отбились. Ну, мы тоже не оплошали: отрядили голубей, они на черных налетели и, покуда те прорюхали их потурить, всех обгадили.

– Это ладно, но почему место не то, что обещали?

– Архистратиг же не Господь Бог. Может и ошибиться.

– Что ж Господь Бог ему не подсказал?

– Не богохульствуй, – одернул Самозванец. – Осмотрись-ка лучше в своих пределах. Твоя сотня станет супротив сиротливого дерева на поле. Видел, когда подъезжал? Вот и займись рекогносцировкой , – ввернул он ученое слово.

Максим отправился к опушке. Когда подходил к дороге, услышал музыку, становившуюся всё громче. К лесу подкатил «Ленд Ровер», мигающий огнями и вопящий динамиками, установленными на крыше: прибыла рок-группа «Конец света». Чтобы черный внедорожник не вводил никого в заблуждение, к верхнему багажнику была привязана белая простыня.

Машина съехала на прогалину и остановилась рядом с джипом телевидения. Из нее высыпали музыканты: трое парней и две девушки. Тотчас чудесным образом материализовались видеооператор с камерой, мужик с мохнатым микрофоном на длинном шесте и телекорреспондент – наверное, тот самый Алексей, к которому безуспешно взывал утренний диктор. Лидер рок-группы – Азамат Кесаев, кучерявый красавец-осетин с трехдневной щетиной – стал давать интервью. Одна из девушек подбежала, одернула на нем кольчугу. Он поблагодарил снисходительным кивком головы.

К «Концу света» в Дружине относились тепло: ребята держались по-свойски, не выпендривались. На строительстве оборонительных сооружений развлекали народ своими песнями и даже сами поучаствовали в земляных работах.

Не успел Максим насмотреться на рок-музыкантов, как прикатил Борис на своей «Ниве». Вылез из машины мрачный, бормоча что-то неразборчивое. Видимо, у него, как у многих людей, ведущих одиночный и преимущественно ночной образ жизни, выработалась привычка разговаривать вслух с самим собой. Этот человек казался не по годам серьезным. Держался отстраненно. Никогда не матерился, но в случае чего мог одним взглядом выразить то, на что другому не хватило бы всего богатства русской обсценной лексики. Часто пускался в заумные рассуждения, одно слово – математик. Бог весть, какие умствования привели его в Дружину.

Потирая отбитые на ухабах задницы, из машины выбрались безлошадные пассажиры: могучий Федя, изящный Петя, пучеглазый Лёха-анархист и Серёга – оболтус лет двадцати, недавно демобилизовавшийся. Как-то на учениях он рассказывал, что родители пытались спасти его от призыва, запихнув в институт, но он не поддался. «Чем пять лет разными науками мучиться, так уж лучше типа в армии год отслужить». Он охотно делился своими взглядами на правильное мироустройство: кавказцев, калмыков и азиатов без виз не пускать, а виз не давать ни под каким видом, чтобы в Москве духу их не было! Кто-то ему напомнил, что пока еще Калмыкия – часть России, и Серёга отрезал: «Вот и сидели бы в своей калмыцкой России, а в нашу не совались». Свое политическое кредо он проповедовал с настырностью Катона Старшего. Или Младшего – кто его знает! Максим поначалу пытался вести с ним воспитательные беседы, но не преуспел и плюнул на всю эту дурь – следствие комплекса провинциала, ненароком попавшего в столицу.

Серёга родился в Дербенте, дагестанском городке, славящемся на весь мир своими коньяками сомнительного качества. При рождении ему дали имя Сармат. Он не скрывал, что отец у него – наполовину аварец, наполовину ингуш, а у матери – таджикские и, кажется, молдавские корни. Когда ему было двенадцать лет, семья от полной безнадеги перебралась с Кавказа – тогда еще российского – в Москву. Он сменил имя и «стал русским и, натурально, православным», хотя крещен не был, Библию не читал и в церковь не ходил.

– Куда-то типа приехали, – сообщил Серёга. – А Славка здесь?

– Едет, – успокоил его Максим, прислушавшись к донесшемуся со стороны поля отвратительному скрежету, который мог издавать только Славкин «Козел».

Так и оказалось: прибыл Слава-козлодой. Первым выскочил из своего чудо-мобиля, набитого пассажирами сверх всякой меры; засияла на солнце голова, выбритая до блеска для маскировки ранней лысины. Выпорхнули медсестры Аллочка и Даша, приписанные к сотне Максима. Вслед за ними вылезли четыре бойца в полном снаряжении. Последними появились Анна Михайловна и подросток лет четырнадцати-пятнадцати в камуфляже и бандане с символикой «Конца света». Предупреждая вопрос Максима, Слава объяснил:

– Это племянник, Сашка. Напросился, стервец. Я ничего сделать не мог. Пристал, как сопля к носу. Я ему: «нельзя, рано», а он не унимается. Да ничего, он шустрый.

– Сколько лет? – жестко спросил Максим.

– Восемнадцать, – торопливо ответил мальчишка.

– Я спрашиваю, сколько лет. – Максим обернулся к Славе. – Без вранья.

– Пятнадцать. Через три недели. Пристал, понимаешь…

– Понимаю. Ну что, отправить тебя с ним вместе обратно?

– Я всё равно пешком сюда приду, – сердито сказал Сашка.

Слава с явным удовольствием прокомментировал:

– Видишь? Ничего с ним не сделаешь!

Максим махнул рукой:

– Ладно, сами разбирайтесь с воеводой. Но учтите, в свою сотню я детей не беру.

– А я и сам к Вам не пойду, – дерзко сказал малец.

– Дурной ты, Сашка, – укорил Слава. – Мало тебя мамка воспитывала по заднице. Отца-то нет, – это уже Максиму. – Одна она, сеструха моя. Весь день в конторе горбатится, вот и некогда им заняться.

Серёга, нетерпеливо дожидавшийся окончания разборки с Сашкой, наконец добрался до Славы.