Ирина Солоненко - Наследие

Юнклида сделала строгое выражение лица. Откуда же ей это известно? Никто из ведьм никогда не видел и одного мужчину, который бы ей нравился. Она, казалось, не испытала этого чувства – любить кого-то. Или выражает мнение остальных, хотя и не похоже на то.

– Вы всё больше поражаете меня, – Энни сделала большие и удивленные глаза. – Хотите сказать, они все такие, и у нас нет шанса встретить по-настоящему хорошего, доброго, любящего мужчину?

– Этого я не говорила. Я лишь выразила, что в большинстве своем таковые давно не свободны, а остальные – так, ищут чего-то особенного. А что им еще надо? Любимая женщина встречает его с улыбкой на лице, но ведь для них это лицо ненавистно только оттого, что оно бывает невеселым, даже порой безжизненным, что перемены в нем не избежать хотя бы потому, что мы ведьмы, и наше лицо от рода нашего занятия не становится краше. Да, многие из нас были брошены, некоторым еще предстоит узнать прелести этого светлого чувства, – сказала Юнклида.

– Вы что, тоже разочаровывались в любви? – Энни еще выше подняла свои брови от удивления.

– Думаешь, если я самая старшая из вас, то мне чужды любовные страдания? Одно только – как я ни любила и ни была огорчена поведением одного, в тот момент единственного, сдерживала слезы, чтоб не расплакаться прямо перед ним, не позволила ему измываться дальше. Но теперь у меня есть опыт, пусть неприятный, зато я отлично знаю – время лечит все раны.

Энни посмотрела в ее глаза:

– И вы больше так и не полюбили?

– Нет.

– Поэтому и ненавидите других мужчин?

– Нет, отношусь к ним так, как они того заслуживают.

– И что, все прям одинаковые? Я ведь тоже не женщина, – Лозарус сморщил свой лоб. Его шутка как-то не удалась, но ему всё же стало жутко интересно, как на нее отреагирует Юнклида. Ведь он относился к ней с большим уважением. Из всех ведьм она одна смотрела на него как-то по-особенному.

– Лозарус, ты не мужчина, а ребенок. Забыл, что мне слишком много лет, но когда-то я тоже была молодой. Вот в то время я и встретила не того… И с тех пор кажется, что всем от тебя только одного и надо.

– Дело же не в летах, когда вы были слишком юны для любви. Вы же и сейчас молоды.

– Поверь мне, я живу очень долго на этом острове и видела стольких магов, духов и прочих, и некоторым действительно хотелось завоевать мое сердце. Но невозможно полюбить снова, даже спустя сотни лет. Моя молодость – только внешнее проявление. Да, у нас, бессмертных ведьм, большое преимущество перед простыми женщинами, но и оно не всегда помогает нам оставаться для любимого эталоном женственной красоты.

– Но вы ведь все-таки встретили того единственного? – Энни присела на мокрый песок, подбрасывая мелкие щепки в огонь, так как рассказ Юнклиды был очень занимательным, и ей так хотелось узнать больше о жизни ведьм.

– Да, ему удалось завоевать мое сердце, и он как никто понимал меня.

– А что потом?

– Потом он часто приходил. Мы могли часами говорить при луне, дожидались вместе рассвета, и весь мир преображался. Появился смысл любить и позволить другому человеку слиться с тобой воедино.

Энни посмотрела на горящие глаза Юнклиды. Они просто горели необыкновенным светом.

– Ну а затем?

– Я стала замечать первые признаки старости, морщины на его высоком лбу, и он слишком быстро превратился из красивого юноши лет двадцати в дряблого старика.

– И ты оставила его?

– Нет, что ты. Пришло время, и он ушел из жизни. А я так и осталась стоять на этом берегу в ожидании, что он вернется ко мне. Если не тело, то его дух.

– А это возможно?

– Иногда да.

Энни, наконец, поняла безысходность, в которой та находилась.

– Ты что, полюбила простого смертного?

– Да. Другого мне и не надо было.

Юнклида кинула взгляд на Лозаруса, потом на Энни:

– Когда ты любишь смертного мужчину, нужно быть готовым отдать его морю. Потому как он всё равно от тебя уйдет. Лучше, когда ведьмы выбирают кого-то из своих, но не всегда сердце подчиняется голосу разума.

– И это не изменить?

– Невозможно продлить лета. Ах, эта долгая бессмертная и скучная жизнь.

Юнклида подошла к Энни и дунула на огонь.

– К сожалению, огонь гораздо легче потушить, чем заставить сердце забыть.

Ведьмы сели в круг, взялись за руки и пропели свою ведьминскую песню. Они сидели почти до самого рассвета; кто-то размышлял о своей несчастной любви, а некоторые заснули у костра в мечтах о новом и светлом чувстве. Ведь что бы ни говорила Юнклида о недостатках бессмертности, каждой хотелось хоть раз познать это чувство, а что будет потом – не важно.

– Небольшая прогулка, моя госпожа, – предложил Лозарус.

Он отвязал челнок и подал девушке руку, при этом не мог оторваться от ее взгляда.

За это время он сильно полюбил эту изменчивую ведьму. Только когда появлялась возможность объясниться, что-то обязательно ему мешало. А по ее встревоженному лицу было ясно, что она переживает из-за предстоящей встречи.

– Ты чем-то встревожена, моя госпожа?

– Я же просила не называть меня так, когда мы одни.

Она опустила руки в воду и нежно ему улыбнулась. Эта улыбка была особенной. Она была мимолетной, но такой светлой первый раз за всё время вместе. Голубые глаза заблестели, казалось даже, что они стали больше, выразительней. На шее у Энни висела всё та же цепочка с небольшим кулоном в виде сердца, которую она никогда не снимала, даже когда купалась обнаженной при свете луны. Она всегда при ней, как талисман.

«Интересно, чем же ей так важен этот кусок камня?» – размышлял Лозарус.

Когда Энни улыбалась, на ее щеках появлялись очаровательные ямочки, только делала она это крайне редко. Должно было произойти что-то особенное, что заставило бы ее снять грусть с лица, но этого не происходило уже несколько лет.

Лозарус не мог понять, зачем ей сегодня такое короткое светлое платье? Она такие носила лишь изредка, когда выезжала ночью за пределы поселения. Вероятно, она опять собралась на встречу со своими друзьями-эльфами. Хотя, казалось бы, это одеяние больше подходит к свиданию, значит, кого-то уже себе приметила. И, скорее всего, кого-то более красивого и значимого, чем он.

– Так куда мы все-таки направляемся?

– Как я уже говорила, на тот берег.

– Нет, это-то я понял, не дурак. Но потом в каком направлении?

– Сначала встречусь с отцом, потом по ситуации. Больших планов у меня нет, так что думаю вернуться дня через два. Ты переправишь меня на ту сторону, потом можешь быть свободен.

«Понятно теперь, зачем так нарядилась», – приревновал Лозарус, хотя и не показал виду.

Энни была недовольна, потому как ведьма всегда может прочитать мысли, и не только мысли, а и то, что этот парень до сих пор не осмелился сказать. Она не станет его торопить. Благородную причину, чтобы она выбрала более достойного претендента, понять наверняка возможно. Только ее всё больше злила его нерасторопность, нежные, но очень короткие взгляды, которые сразу же отводились в сторону, будто его вело что-то более высокое, спрятанное в глубине души. Сейчас они одни посреди огромного водяного поля, и опять ничего, ни намека о чувствах.