Дмитрий Арх - Книга Арха

– Батюшка Ермаген, сколько крещение будет стоить? – спросил Александр, дивясь резко изменившемуся поведению жены.

– Да нисколько. Ну, если есть желание и время помочь… то, Александр, приходите на денёк подсобить в восстановлении храма, мужских рук не хватает, а вы вон какой сильный.

– Времени, к сожалению, нет, – отвечал Александр, – кооператив у меня свой, но быть благодарным найду как. Но всё же любопытно, сколько берут за крещение, если не секрет?

– Везде по‑разному, где‑то не берут, где по желанию, но если всё‑таки вам так интересно, неделю назад из города уезжал я – было что‑то около двух рублей, но для чего вам это?

– Просто странно, у всех есть цена, а у вас почему‑то нету, не люблю я в долгу оставаться.

– Какой же это долг, Александр? У вас и у меня радость, крестить решили, а вы про долг, бросьте эти пустые мысли о деньгах, – и в этот раз Ермаген сказал с той интонацией, которая ясно дала понять Александру, что убеждать принять или придумать оплату за крещение попросту бесполезно.

– Хорошо, батюшка… – протянул Александр фразу, – но всё же завтра в десять будьте в храме. К вам придут от меня два рабочих, и пусть они у вас поработают, скажем так… до среды, кормить их необязательно, у меня они неплохо кормятся, да и на обед ходят, но вот чаем, по возможности, всё‑таки их напоите, а то жарко нынче на улице.

– Профессии какой ваши рабочие? – Ермагену стала интересна идея Александра, ведь рабочие руки очень и очень сейчас нужны храму, и такую благодарность он с радостью был готов принять.

– А какой надо?

– Да всякой, чадо, но в первую очередь плотника и электрика, а то, судя по всему, коммунисты не очень‑то смотрели за зданием церкви, аж с 1937 года не проводили ремонт, – с грустью выдохнул Ермаген. Но, вспомнив что‑то весёлое, с улыбкой продолжил: – Давеча я в подвал зашёл, так электрическим током чуть не ударило, ангел уберёг. Правда, на грабли всё‑таки в подвале наступил, ладно реакция осталась ещё со спортшколы, а то бы точно в лоб прилетело, а так отбился. Ну, ничего, к четвергу всех призраков коммунизма из храма сего молитвами я повыгоню.

Все сидящие за столом засмеялись, как будто Ермаген им анекдот рассказывал, но молодые так и не смогли понять, всерьёз он говорит про призраков или шутит. А Ермаген редко шутил, но без юмора по отношению к себе не жил.

У Саши запищали на руке модные японские часы, на которые он сразу же обратил внимание.

– Батюшка, нам, к сожалению, пора. Так к десяти в следующее воскресенье, договорились?

– Да, – отвечал Ермаген. – Желательно всё‑таки, чтобы крестные родители пришли до крещения, на неделе, мне им объяснить надо, насколько это ответственно. Если что, в ближайшее время я здесь буду жить, поэтому меня с лёгкостью смогут найти.

– Хорошо, батюшка, вот и решили вопрос.

Сначала встал Александр, а за ним, так же держась под руку, Аннушка. Батюшка встал одновременно с молодыми, решив проводить гостей до порога храма, но Аннушка аккуратно одёрнула мужа за локоть, сказав ему: – Саш, мы чуть не забыли, – и показала взглядом под стол. Саша понял, о чём говорила его жена, и с улыбкой, наклонившись, поднял из‑под парты две большие сумки и протянул их батюшке.

– А что это? – удивился Ермаген, ставя сумки на стол.

– Это вам от наших двух семейств. Бабушки просили передать, что очень рады, что в селе вновь будет работать храм, и вот вам от них и от нас гостинец.

– Спасибо, – как удивлённый ребёнок, благодарил Ермаген, – низкий поклон от меня вашим родным. Передайте, что жду их на воскресную службу.

И, решив сразу вернуть сумки, тяжелому весу которых он дивился, начал их освобождать от пакетов и обёрнутых в газету банок. В трапезной появился непередаваемый аромат выпечки, Ермаген почувствовал, что в нём просыпается аппетит. Он проводил молодых до крыльца и, благословляя крестным знамением, попрощался с ними до воскресенья. День был тёплый, и ему захотелось постоять и погреться под весенним солнцем. Стоя на зелёной лужайке у входа, Ермаген случайно обратил внимание на то, как молодая пара, выйдя за скрипящие ворота, начала что‑то обсуждать. Аннушка вновь пыталась научить чему‑то взрослого мужа, но в этот раз она жестикулировала не спеша, одной рукой, а другой крепко держала его за руку.

Погуляв и насладившись майским теплом, Ермаген направился в трапезную через побеленный зал храма, в котором он начал ремонт и первую молитву. В зале уже была отремонтирована и приведена в порядок часть стены, на которой висела одна небольшая икона под полиэтиленом, привезённая им из монастыря. Приподняв плёнку, что закрывала и берегла икону от извёстки, Ермаген зажёг лампадку, перекрестившись, затеплил небольшую свечу, которую, по обыкновению, носил с собой, и начал молиться о здравии Анны, Александра и новорождённого младенца Дмитрия, с которым ему предстояло познакомиться в следующее воскресенье. Совершив молитву, он пошёл разбирать пакеты и вновь ставить чай. Ведь просуществуй ещё пару дней на сухарях – и можно было бы готовиться к потере сознания или даже к царствию небесному.

Воскресная служба батюшки Ермагена завершилась двадцать минут назад. Находясь в трапезной, за тем же столом из школьных парт, он периодически поглядывал на часы, ожидая Александра с Аннушкой и их сынишку Димку. Вспомнив старую мудрость, гласившую: «Не жди того, что не от тебя зависит», батюшка налил себе крепкого чая, взял кубик сахара. Понемногу откусывая, макал его в чай, размышляя, как прошла первая воскресная служба. Народу было немного, в основном бабушки и дедушки, но всё время в храме оставался единственный мужчина средних лет, внимательно наблюдавший за каждым движением и словом батюшки.

Кто за ним наблюдает, Ермагену было абсолютно всё равно, он служил, и служил вместе с теми, кто в храм в искренности своей пришёл, поэтому перестал обращать внимание на эти пристально смотрящие глазки, попахивающие партийной атеистической номенклатурой, но и с проблесками веры, как подметил для себя Ермаген. Ему вновь вспомнились слова старца Михаила: «…они ещё просто слепы, да и у каждого свой путь в храм Божий, не кори их за это, чадо, возлюби равно каждого, кто приходит человеком». В этот раз он так и поступил, правда, ещё с юности на дух не переваривал всё, что было связанно с коммунистической идеологией, но то была шальная юность, делившая людей на хороших и плохих. Осознав однажды, что он сам не лучше первых и вторых, возлюбил всех равно.

Батюшка продолжал находиться в своих воспоминаниях. Он не подозревал, что новость о Ермагене, не берущем денег за крещение, разошлась по району быстрее, чем сообщение Информбюро, и это вызвало немалое удивление у населения и у одряхлевшей партийной верхушки местного отделения РК КПСС. Батюшка догадывался, что, скорее всего, партийная власть послала своего человека посмотреть, что это ещё за Ермаген и какую агитационную деятельность он ведёт среди населения, вдобавок дав указание провести с ним разъяснительную беседу.