Светлана Арс - Нимб для прохиндея. Фантастические рассказы

Марк – высокий статный парень. Избравши путь рекламного агента, он мало задумывался о завтрашнем дне, в работу особо не вкладывался, играл, любил, смеялся, жил. Как и полагается герою романов, вечно-юному и статному, Марк много времени уделял внешнему виду и вычурным манерам, и мало своим моральным качествам. Что совершенно не мешало ему быть королем на любом вечере.

– Привет. Что я опоздал, да? Ничего, все быстро успеем, что наметили. Чего нос повесил, мой гардемарин?

– У меня мелодия есть. Нужна аранжировка.

– Все ищешь идеала? Иногда ты нудный, прямо до оскомы, честное слово. Есть задумка, ставь её без меня. Я просто выучу аккорды и сыграю свою партию. Ты же у нас продюсер, и композитор. Зачем я тебе?

– Посоветуй, ободри.

– Советую. Убери диез. Где? Сам придумай!

– Очень забавная шутка. У нас, между прочим, планы намечаются. Хочешь выступить перед серьезной публикой?

– Я люблю играть, ты же знаешь. И если это не толпа обрюзгших пенсионеров, которые признают из музыки только советский гимн, то я согласен. Будь веселее. Ты слишком напряжен. Звони Инне, пойдем куролесить.

– Мы поссорились.

– По пути помиритесь. Звони, – Марк достал из багажника аэрозоль. Стал полировать машину. – Знаешь, она у тебя просто чудо. Выдерживает весь твой дотошный шарм. Валяй, демонстрируй свою обитель чувств. Чего там тебе «муза навеяла»?

Композитор взял записи и сыграл несколько аккордов. Элегия весеннего чуда восхода заиграла в этих нотах. И вдруг остановился.

– Ты никогда не хотел избавиться от души Марк? Чтобы не чувствовать?

– Что? Как избавиться? То что душа, и то, что внутри – это веселье. Другого измерения не понимаю. – Он душевно засмеялся, и с хрипотой, добавил. – Как по мне, так то, что внутри должно веселиться. Или веселье есть, или его мало. Остальное нам знать обременительно. Не думай о чепухе.

– Нет, смотри! Все изнашивается, и машина твоя, и гитара, и протезы на зубах. И душа наверно, срок имеет. Если б и её обновить можно было.

– Искать истину, это болезнь, амиго. Если она и есть, то не стоит твоих мучений, – Марк помыл руки, взял свою гитару к которой относился щепетильнее чем к одежде. – Ну что ж, давай попробуем выставить на две гитары твой изыск.

Поздний осенний вечер разливал в полумраке привкус обреченности. В тишине издалека долетали звуки грома. Ветер покачивал ивовые руки, которыми та плескалась в темном омуте ночи. Сила бродяги-ветра возрастала. Скоро и над прудом заблещет сабля молнии и разразится дождь. Летом этот огромный пруд бороздили рыбацкие лодки. Марк часто приезжал сюда побыть один. Он не боялся идти на абордаж по жизни. Его сковывал сумрачный ужас от мысли, что придется плыть по течению. Ему претила скучная жизнь. Душа Марка жаждала праздника, неограниченного, как тот волшебный космос, скрывающийся сегодня под пеленою туч. Чтобы снять с себя оцепенение задумчивости, стал напевать мелодию, недавно выдуманную другом, но еще плохо отрепетированную.

– Как-то я устал! – воскликнул вслух музыкант.

Он стоял, упираясь одной ногой на деревянную лавку. Рядом находилась вешалка, где «моржи», купающиеся круглый год, оставляют свои вещи. Марк вырос в этом уголке природы. Будучи еще школьником, часто здесь купался с ребятами на крещение.

– Тряхнуть, что ли, стариной? Минорный оттенок из себя вытряхнуть? Чего грустить-то, когда молодость в разгаре? Я не я если не искупаюсь. С парашютом прыгать страшнее.

Григорий снова с головой погряз в работу. Новый объект на другом конце города, куда добираться битый час. По киевским пробкам. Другие люди. Громадная кипа бумаг, в которых суждено было провести, по меньшей мере, неделю.

Глядя на запутанные ходы фирмы и шаткое финансовое положение, он понимал, что придется покопаться в «авгиевых конюшнях», чтобы найти, откуда можно взять средства на модернизацию швейного оборудования, по-которому, кстати, свалка давно рыдает горячими кровавыми слезами.

На этот раз с женой удалось поладить. Надолго ли? Мысли повернулись в другую сторону от работы. Отношения явно расшатывались. Он подолгу оставлял её одну, ругая себя за это. Но жизнь так манит вперед к странствиям. В закономерностях природы есть чудодейственный элей. Нечто неведомо прекрасное скрывалось за бутафорией окружающего хаоса. Так не терпелось разгадать эту тайну. Жаль, никто не мог понять. Даже Инна, которую он любил беззаветно. Но этого оказалось мало. Он не мог себе позволить оседлый образ жизни. Как истинный меломан он наслаждался каждым отзвуком, который дарит молодость. А вот Марк, казалось, был сделан из того же теста. Они вместе разбивали машины в годы студенческих разгулов, кичась отвагой, соревнуясь, кто же из них был смелее и ловчее.

От напряженных раздумий карандаш сломался в руках. Зазвонил мобильный телефон. Засветилось имя мамы Марка. Григорий не удивился. Тепло согревало его изнутри при воспоминании об этой женщине. И знал, что она к нему питает нежность, будто он её второй сын. Марк выезжал на выходные в поселок Белая Церковь, к родителям. Наверно так и не приехал. Наверно снова с бренди и гитарой. И с родными говорить не хочет… Придется успокоить его родных…

Гриша взял трубку.

– Гриш, горе случилось. Черт его попутал. Зачем эти бесы в нашу дверь постучали? – всхлипывающим контральто, проглатывая звуки от волнения, заговорила Клавдия Ивановна.

– Что случилось?

– Сынок мой утонул. Марка больше нет.

Холодная лавина обрушилась откуда-то сверху. Это невозможно. Друг отлично умел плавать. Но его сердце. Сердце могло не выдержать.

Пусто, холодно. Зябко. Осень давила прямо в мозг, оставляя там свои вязкие следы. Тяжелый, приторно-липкий туман обволакивал улицу. В своем растерянном скитании музыкант ничего не видел и не слышал. Он шел на зов внутреннего мотива, чудесного и терпкого, как сама жизнь. Эта мелодия глубинным переживанием, вела сквозь бури будней; служила той невидимой ниточкой радости, которая сохраняла в этой чуткой органике веру в будущее. Дойдя до остановки метро, он решил, что нужно сесть и уехать. Уставшая кассирша протянула ему жетон механично и быстро.

В угнетенно-отрешенном состоянии 27 летнему парню показалось неправдоподобно ясно видеть ноты вживую, будто он в другом измерении.. В котором ноты живы и они идут за руки с облачками чувств. Чувства его тоже живы. Остальные движущиеся вокруг люди и тени стали отдаленными пустыми сувенирами. Жуткий озноб побежал по телу от столь сильного впечатления. Мысли кружились в неясном хороводе. Проехав несколько остановок, он встал и вышел. Не особо замечая, что происходит в брезгливом настоящем, смотревшем ему в глаза с требованием принять смерть друга.