Вадим Фельдман - Как не обидеть дракона

– Ладно, так и быть, на этот раз я тебя подниму, однако предупреждаю: потолстеешь ещё – скажу мастеру, что ты мышей не ловишь, да ещё и нахально объедаешь нас.

Лиас двумя руками – одной ему было не справиться – схватил своего мурлыкающего собеседника и торжественно водрузил себе на ноги. Ксенофонт тут же устроился поудобнее и затянул песню.

Лиас погладил лентяя. Оба долго глядели в окно, за которым шёл мощный летний ливень.

Тугие, тяжёлые струи воды бились о стекло и тут же разлетались в стороны. Они убаюкивали не хуже, чем равномерные попытки капель прорваться через крышу в гости. Юноша слушал эту симфонию в исполнении природы и рассуждал о наболевшем.

«Мастер говорит: никто не виноват. Да и Эйтр зла не держит. Оба верят, что я чист, ни при чём, случайность. Может, и так… Эйтра жалко вдвойне. Я – сволочь. Ведь никому не рассказал, что велел брату охрометь на холме. Трус».

На столике рядом лежала старая газета, видимо, одна из тех, которые изучал Этчеверрия. Газета называлась «Волшебное слово» и в целом была посвящена науке о колдовстве, в которой молодой человек не понимал ни слова. Но иногда печатали и кое-что, интересное Серым.

Вот сегодня Лиаса заинтересовала одна статья, очень необычная. Автор с восторгом писал о том, как попали впросак гномы из Иргольда. Каким-то образом к ним сумел пробраться мальчишка. И мало того, что почти год прожил у мастеров в подземных пещерах, так ещё и вынес оттуда золото для императора Кумра – сундуков двести-триста. Жёлтые обнаружили лазутчика только тогда, когда и след его простыл уже. Автор впадал в радостный пафос: гномов никто не любил, но чтобы их так вот взял и провёл за нос смертный! Конечно же, газета сочувствовала императору Кумра Круимрару и радовалась, что казна государства увеличилась чуть ли не в два раза после такой операции (мастера добывают особый вид золота, который в два или три раза дороже обычного). Мальчишку-смертного, который оказался способен на такой необычный подвиг, звали Атцель. Он исчез в неизвестном направлении – по слухам, сбежал в Мангольд. Естественно, гномы приговорили его к смерти.

И, самое интересное, этот паренёк тоже был из Гиоса. Статью опубликовали с сильным опозданием – всё это случилось уже несколько лет назад.

«Надо же, как интересно: судя по датам, это мой ровесник». Мысли перекрыл грохот дверей.

«Вернулся», – сообразил Лиас.

Манера хозяина дома открывать двери являлась поводом для зависти всей графской гвардии. Среди этих со временем ожиревших и отупевших «героев» достойным собутыльником считался лишь тот, кто умел «как следует» заявиться в пивнушку. По их мнению, зайти в зал – особое искусство. Простолюдины могут скромно просочиться внутрь, а настоящий, видавший виды боец долбанёт по препятствию так, что добропорядочные (и не только) обыватели от страха выпустят из рук сосуды с пенистым элисом.

Этчеверрия нашёл в этой традиции какой-то одному ему понятный азарт и захотел принять в ней участие – с некоторых пор в хорошем расположении духа он нет-нет, да и шмякал дверьми, пугая соседей и окрестных собак. Безусловно, не без помощи магии (проще говоря, лукавил и хитрил), но тем не менее снискал широкое уважение в кругах местных гвардейцев. Старый волшебник обзавёлся эксклюзивным непередаваемым тембром – что-то вроде предсмертного визга поросёнка. На эту какофонию равнялись все гвардейцы, она была идеалом, символом успеха в жизни… Практическая же польза эпатажа состояла в том, что и повара изучили манеру прихода Этчеверрии и начинали готовить его любимые блюда задолго до заказа.

Пока Лиас размышлял, учитель успел скинуть дорожный плащ, даже не промокший под проливным дождём, и направился в «комнату мальчукового мальчишки», как он называл обиталище «воспитанного воспитанника».

«Мальчишку» волшебник застал сидящим в кресле с Ксенофонтом на руках. Мастер никому не признавался, но кота страшно ревновал и лелеял мысль завести ещё и кошку, которая в отместку ленивому обжоре принципиально не глядела бы в его (котову) сторону, уж Этчеверрия постарался бы!

– Молодой человек, – начал ещё со ступеней Белый, – хочу тебя радостью обрадовать.

Когда хозяин дома вошёл в комнату, Лиас спустил кота на пол, а сам выкатил из угла второе кресло. Маг рассеянно кивнул и, заняв положенный ему «трон», продолжил:

– О чём я? Ах да. 3автра, – он выдержал паузу, – мы едем к твоим родным родственникам.

Он выразительно посмотрел на Лиаса, стоявшего в трёх шагах. Что-то в лице подопечного показалось ему неправильным.

– Не вижу радости. Ты что, не хочешь увидеться с давно невидимыми родными? – голос Этчеверрии приобрёл неодобрительные оттенки.

– Не-а, – сказал Лиас, затем одумался и добавил поспешно: – Конечно, хочу.

– Тогда к чему эта кислая мина?

– Полагаю, мастер, что вы знаете…

– Опять за старое старьё, – Этчеверрия всплеснул руками.

– Ну сколько тебе внушать? Выкинь чушь, которую ты с таким упорством лелеешь, из головы! Иначе, клянусь Кругом, я тебе помогу! И прекрати своё «не-а»! Какими занятиями они только занимаются в твоей занимательной школе? Садись.

Маг повелительно указал на кресло, и оно, метнувшись вперёд, резко подсекло Лиаса. Потеряв равновесие, ученик зашатался и, нелепо подстраиваясь, рухнул на подоспевшую мебель. Виновник происшествия улыбнулся.

– Прости, не хотел причинить тебе неудобства, так неудобно получилось.

Лиас взглянул на учителя исподлобья, недовольно хмуря брови. Этчеверрия перестал улыбаться.

– Послушай меня, я не могу читать мыслей…

– Не-а…

– Не перебивай! Надо запретить тебе слоги «не» и «а» – представляешь, большой смех будет!

У учителя здорово получилось подражание ослиному рёву. Но при этом он потерял нить разговора. Чтобы потянуть время, волшебник по привычке подошёл к коту и погладил любимца.

– Неправда ли, коты и кошки как-то по-котячьи хороши? – заметил владелец кота, кресла и дырявой памяти якобы вскользь.

Лиас не понимал, что от него ждут помощи, и не сводил с учителя огромных покорных голубых глаз.

Пришлось сдаваться.

– Забывчив я стал. Второй раз должен спросить: о чём я речь вёл?

– Вы не умеете читать мои мысли…

– Спасибо. Да, не читаю мысли, но могу различать настроения. И за десять лет, что ты живёшь здесь, не раз пытался разобраться в твоих сложностях. Скажу честно, ничего не получилось.

Лиас рискнул сориентироваться в наболевшем…

– Если вы не умеете проникать смертным в душу, то как можете уверять, что там нет ни капли магии и я не стал причиной той проклятой молнии?