Виктор Некрас - Каменный престол. Всеслав Чародей – 4

– Что? – не вдруг понял князь. Но почти тут же до него дошло. Охмурел, мотнул головой трезвея.

– Ты мне зимой что говорил?! – Витонега вскочила на ноги, отступила от лавки в сторону, словно стараясь отгородиться от мужа висящей колыбелью. – Ты сказал – вот справлюсь с Мономахом… и тогда – Киев! Поглядим, чьи мечи острее! А теперь!..

Голос Витонеги сорвался, она, всхлипнув, отвернулась.

– А что – теперь? – Ходимир вдруг успокоился.

– А теперь ты опять через братни дружины свою власть укрепляешь! – почти выкрикнула жена обвиняющим голосом. – А про Киев и не вспомнил! Отец с братьями теперь всю жизнь в полоне томиться будут, пока ты в великие князья на Оке лезешь?!

Ходимир представил себя великим князем и едва удержался от усмешки. Добро хоть удержался – во что бы эта его усмешка вылилась – боги знают. Княгине сейчас малого не хватало, чтобы окончательно разбушеваться. В неё сейчас словно вселился строптивый и гневный норов её прапрабабки Рогнеды-Гориславы Рогволодовны.

– Угомонись, жена, – мягко сказал он. – Или лучше было бы, кабы я на Киев походом ушёл, а эти… – он поискал слова, чтобы обозначить мятежных князей и дедичей, но не нашёл пристойных… – а эти бы тут за моей спиной и Корьдно взяли, и тебя, и Гордика… и чего бы мы добились?

Витонега кусала губы. Вестимо, возразить ей было нечего, тем более, что муж был прав. Но и тем больше ей хотелось возразить, а то – закричать, закудесить, срывая зло и гнев от своей неправоты и обиды, невзирая на то, что может разбудить сына, названного по покойному тестю, которого она никогда не знала, Гордеславом. Удержалась. Одолела и гнев, и злость. Поникла головой.

– Что же будет теперь, Ходимире?

– А что будет, – муж пожал плечами. Встал, подошёл вплоть, положил руки на плечи. Прижался щекой к непокорным волосам жены, вдохнул её особенный запах – запах мяты, воска и молока (сама кормила младеня грудью). – Теперь, когда я главного заводатая убил, князья и дедичи против меня не вякнут. Глядишь, лет за десять привыкнут, ярмо холку набьёт… а там, глядишь, Гордик наш над ними и вовсе хозяином полным станет…

– Я не про то, – вновь острожела голосом Витонега, высвобождаясь из его рук. – У отца нет тех десяти лет…

Вестимо, нет.

– Вестимо, нет, – князь едва заметно усмехнулся самыми уголками губ. – Поможем ему раньше. Теперь, когда они в моих руках, можно и их в поход против киян созвать. Может и ещё кого найдём…

Его последние слова прозвучали как-то странно – словно князь опасался выболтать что-то лишнее или сглазить задуманное. Оборвал сам себя на полуслове. Но Витонега не обратила внимания:

– Да?! – вновь обернулась к мужу лицом.

И – ах! – вскинулись на плечи тонкие руки, и по губам пробежала счастливая улыбка. Витонега спрятала лицо у мужа на плече, и Ходимир почувствовал, как намокает рубаха от слёз. Вот только слёз не хватало! – подумал недовольно князь, касаясь любимых глаз губами, и чувствуя, как начинает кружиться голова и гулко стучать в висках кровь.

Степь пахла полынью. Душноватой сухой горечью, от которой першило в горле.

Вадим Станиславич по прозвищу Козарин, дедич из Корьдна, остановил коня на высоком взлобке, глянул из-под руки. Где-то в непредставимом туманном мареве голубели едва заметные дали, шевелилось что-то призрачное, ждалось – вот-вот дохнёт оттуда палючим жаром, налетит, шурша и хлопая кожистыми крыльями, зелёнокожая лупоглазая погибель, клыкастая и жадная. И тут же – манила эта даль, хотелось ехать в эти широко размахнувшиеся просторы, туда, где далеко-далеко за окоёмом подпирают небосвод туманные Ясские горы. А то и дальше, за море Хвалынское, в Индейскую страну, где живут нагие мудрецы-рахманы, где говорят по-человечьи звери и птицы, в лесах бродят хвостатые, обросшие шерстью люди, а золотом мостят улицы в каменных городах. Или к тёплым винноцветным морям, где лежит за морем Русским Царь-город, где дома и хоромы крыты листовым золотом, куда тысячи кораблей везут каждый год несметные сокровища.

Вадим вздрогнул, словно очнувшись. Каждый раз, когда он глядел в эту степную даль (а глядел он часто), на него находило что-то вроде забытья, словно грезил наяву. Он верил – придёт время, и отсюда, с берегов Оки, от Москвы и Прони, с великой Волги пойдут люди в эти непредставимые дали. Дойдут и до Индии далёкой, и до Царя-города, и дальше, до тех жарких земель, где люди черны, как смоль, и до холодных восходных берегов, утверждая и там свою речь.

Русскую речь.

Дедич сжал зубы. Вспухли желваки на челюсти, сошлись на переносье брови. Широко раздулись ноздри.

Имя Руси всё шире расползалось над словенскими землями. Киевские князья-чужаки утвердились во главе словенского языка, внуздали прежние вольности крепкой уздой. Забывались прежние имена древлян и дреговичей, волынян и полян, северы и словен. И правнуки тех, кто ещё сто лет тому назад ходили против руси меч к мечу и топор к топору, ныне сами именовались русью. И только кривичи и вятичи упрямо держались, не желая оставлять свои имена и память о предках.

Да и то сказать – из тех кривичей одни полочане остались сами по себе, да и то под рукой князя из русичей ходят – Всеслав Брячиславич-то правнук самому Владимиру, праправнук Святославу. Тому, кто привёл печенегов на Оку, кого и о сю пору недобрыми словами поминают во многих вятицких домах. В роду Вадима Станиславича иначе про Святослава и не говорили, и по другому как разорителем, его и не звали. Вадим верил, что и в других домах вятичей – так же.

И теперь только вятичи по-настоящему блюдут святую старину.

Только они.

– Да ты никак спятил, Вадим Станиславич?! – князь оборотился от окна, вперил взгляд в дедича, и Козарину стало не по себе. Даже лёгкий страх возник – а ну как… и тут же Вадим себя одёрнул – да что ему сделает князь? – Или шутишь?

– Да нет, княже, – мотнул головой Вадим. Глянул твёрдо и уверенно. – Я взаболь тебе говорю.

– Взаболь… – неуверенно протянул Ходимир. Дёрнул жидковатым ещё светлым усом, поглядел на дедича оценивающе, словно опять хотел спросить: «Не шутишь ли?». Но сказал иное. – Стало быть, послать к половцам?

– Ну да, – терпеливо повторил Вадим. – Сломать хребет Ярославичам. Да и Руси всей. С половецкой-то силой…

– Они же враги, – бросил князь запальчиво. – Ты вспомни! С ними же на меже каждое лето рать без перерыву! Они Будимирова отца убили! Они и нам, и киянам враги!

– Главное – что они киянам враги! – возразил Вадим немедленно, ухватясь за неосторожно брошенное князем слово. – Часто так бывает, что вчерашние враги становятся друзьями…

– Враги – друзьями?! – в голосе князя звякнул лёд. – Когда это такое было?