Надежда Черпинская - И в сумерках придёт рассвет

– Может и так, – согласилась Мара.

– Да точно! – настаивала Джайна. – И имя у тебя похожее: Джалина – «королевская роза». Ну, скажи, кому в деревне придёт в голову назвать девочку «королевской розой»?

– Почему нет?! – возразила Мара. – Тебя тоже звать Джайна – «цвет розы».

– Это не то! – не унималась рыжая девчонка. – Меня так назвали, потому что голова у меня была красной, как роза, едва я только на свет появилась. И ещё! Откуда у тебя этот знак на груди?

Мара поглядела на след от ожога. Он ярко выделялся на белой коже.

– Странный ожог в виде розы, а роза – символ Джалисона. Да и твоя манера говорить, повадки и все эти эльфийские предания, легенды, откуда всё это?

– Не знаю, – призналась Мара. – Я и сама над этим думала не раз. Но зачем тёте Мирне лгать мне? И в чём именно она лжёт? Может, мои родители живы?

– Ну, это я не ведаю, – сказала Джайна, – только помышляю так, что мама чего-то жуть как опасается. Вернее, кого-то… Думаю я, с родителями твоими беда стряслась. И она боится, что это случится и с тобой. Ты знаешь, сказывают, там, в Джалисоне все погибли, даже король и его жена, и принцесса Вильсения, почти никто не выжил, а уцелевших схватили слуги Катараса и увезли в темницы Каран Гелана.

– Значит, она боится слуг Катараса, – заключила Мара. – Только не пойму, какое ему дело до меня? Я – просто девчонка, а он – великий маг.

– Видать – не «просто»! – тихо сказала Джайна. – Ты явно не из деревенских крестьяночек!

– Перестань! Что ты меня пытаешь! – засмеялась Мара, спрыгивая с камня в воду. – Или тебе не хочется больше быть моей сестрицей?

И, зачерпнув пригоршню из ручья, она окатила Джайну водопадом хрустальных брызг. Рыжие волосы сверкнули на солнце, Джайна с визгом спрыгнула в воду.

– Ты – не деревенщина! Богатейка! Изнеженная принцесса! – крикнула она, брызгая, что есть мочи, на Мару.

– А ты не хочешь такую сестру, как я! Вредная злючка!

Обливаясь чистой водой, девушки гонялись друг за другом со звонким смехом.

– Ой, смотри! – Мара, мокрая с ног до головы, и оттого особенно прекрасная, внезапно остановилась, изумлённо глядя куда-то вверх, на лесной склон.

– Что там? – Джайна обернулась, ища причину Мариного восторга.

– Уже исчез, – промолвила Мара.

– Кто?

Мара подошла ближе к рыжей девчонке.

– Вон там! – она указала рукой. – Под деревом был свет.

– Свет? – усмехнулась Джайна. – Ты надо мной потешаешься?

– Да нет же, правда! – недоумевая, промолвила Мара. – Это было так странно… свет… как блики на воде… Он был, и вдруг исчез, как только я заметила его.

– И на что он был похож? – спросила Джайна, всё ещё не очень веря.

– Не знаю, на сияющий ствол дерева… или… силуэт… человека! – внезапная догадка осенила Мару. – Словно кто-то наблюдал за нами и исчез, когда я увидела его.

Джайна оглянулась, и ещё раз окинула взглядом кромку леса.

– Вот что, – сказала она, – пойдем-ка отсюда!

Девушки выбрались на берег, и вскоре, миновав Ивовые ворота, вышли на знакомую лесную тропу, ведущую к дому. Они почти не говорили по пути в деревню, странное чувство обуревало обеих, словно они прикоснулись к чему-то неведомому и удивительному, что могло принести им великую радость или великую опасность.

На этом их путешествия в Эльфийскую Долину не закончились, правда, они отважились пойти туда только под осень.

То была тревожная осень. С Юга приходили вести о войне, о том, что власть Каран Гелана охватывает всё больше земель, и слуги Катараса рыщут повсюду, неся с собой смерть, разорение и горе. Но северные леса лежали где-то за пределами всех этих битв и несчастий. Здесь жизнь шла своим чередом. Но эти вести тревожили Мару Джалину, и, бродя в ту осень по Эльфийской Долине, их разговоры с Джайной неизменно возвращались к разговорам о войне.

Меж тем в Каран Гелане тоже помнили юную принцессу Ринай…

Замок мага Катараса был богат и раскошен, но даже днём здесь царил мрак, несмотря на горящие свечи и факелы. Словно жилище короля-чародея желало быть таким же тёмным, как его сердце.

Катарас глядел в узкое окно башни. Взору его открывался безрадостный вид. Земля Каран Гелана была проклята и бесплодна. Не жили здесь земледельцы, чтобы возделывать её. Холмы в любое время года оставались ржаво-бурыми и даже весной не преображались, а лишь слегка меняли цвет. Эта земля была пронизана вековой ненавистью и залита кровью народа, населявшего её до прихода войск Чёрных Чародеев. Может быть, поэтому Катарас получил такое удовольствие, когда обратил в пепел Джалисон – цветник Светлого края, обитель роз и красоты. Он изувечил самое сердце Лейндейла, обратив его в пустыню.

И это был ещё не конец…

За спиной его тяжело хлопнула дверь, и он обернулся, уже зная, кого там увидит. Во всём его дворце лишь одно существо могло позволить себе такие вольности – его советчица, ведьма Каргиона.

Они стояли напротив друг друга – великий маг и не менее великая ведьма.

Катарас не был страшен, его внешность скорее хотелось назвать отталкивающей: высокий, почти лысый, он всегда носил тёмные одежды и чёрную кольчугу. Кожа его была мертвенно-серого цвета, изрытая морщинами и оспинами. И довершали весь облик огромные, на выпучку, водянистые глаза. Старая, горбатая, высохшая, как мумия, колдунья была ему под стать. Каргиона походила на большую нахохлившуюся птицу с крючковатым носом, тёмными, как уголь, глазами, пальцами острыми и когтистыми, как лапы хищника. По кривым угловатым плечам её спадали пакли некогда чёрных, а теперь, в основном, седых, волос. Она одевалась в бесформенный балахон, но крючковатые пальцы и морщинистую шею изрядно украшала драгоценностями.

Они стояли и глядели друг на друга – столь мерзостные и внешне, и внутренне, пронизанные ненавистью к миру, к собственным отвратительным телам, что дневной свет тускнел, падая на них, как в трясине увязая во тьме их душ.

Но ненависть друг к другу, как ни странно, связывала их в одно целое, а ненависть к собственному уродству заставляла презирать любую другую красоту, молодость и саму жизнь.

– Ну?! – сказала Каргиона вместо приветствия. – Доволен ты своими делами?

– Ещё бы! – ухмыльнулся Катарас, обнажая гнилые зубы. – Мир у моих ног! Весь Светлый край принадлежит мне! Конечно, остались нетронутыми эльфийские владения, пока обороняется Остенград, и Дикие Земли ещё не изведали поступь моих солдат, но это лишь вопрос времени. Мне греет душу пепелище Джалисона! Но больше я не намерен разрушать всё, что завоёвываю. Мне нужно богатство, снедь, оружие, скот и рабы! А, используя твою магию, однажды можно оказаться посреди пустыни, усыпанной пеплом. Тогда мне некого будет покорять!