Татьяна Степа - Территория напряжения. Психологическая фантастика, триллер

Тогда же я понял, что моей мечте про работу на выставке, похоже, не сбыться никогда. И даже поймал отчаяние – когда внутри тебя что-то падает вниз, а на глаза наворачиваются слезы. Но я зажмурил глаза изо всех сил, и попытался остановить это падение. Не нужно никуда падать, это же не конец света. Подумаешь, что-нибудь другое найду. Да и вообще… по барабану.

Я научился пребывать в среднем состоянии покоя – это, когда ты проплываешь мимо всего, и тебя ничего не трогает. В этом плавающем состоянии все приглушенно и расплывчато, будто ты находишься в прозрачном пузыре. Наверное, это была моя ошибка, потому что кто-то заметил, что я не с ними, что я не здесь. А может, просто сообщили в школе, что я стал много прогуливать.

В результате после экзамена меня оставили на второй год в 9 классе. Новость дома летала по всей квартире полчаса. Это было неслыханно, это было позорно, как говорила мама, и что отец очень, вот просто очень недоволен и огорчён.

Я пожимал плечами, и как только представилась возможность, отправился к деду на всё лето, вместо того, чтобы пересдавать. Была бы моя воля, я бы остался у него навсегда.

К сентябрю меня ждало нерадостное известие, что меня перевели в другую школу для трудных. В экспериментальную школу со строгими правилами. «Ну что ж, – подумал тогда я, – все-таки не здесь, а то мне уже порядком надоело в этом странном городе, где живет очень странный супер-Ваня». С той поездки на авиамобиле он при встрече отводил глаза, если только был не с компанией. Вот тогда они пытались прицепиться.

Часто это происходило в нашем центре «Сириус», где работала мамина подруга, но я уже нашел лазейки, как от них незаметно улизнуть.

Новую школу я теперь ждал даже с нетерпением. Хотя в шестнадцать лет опять проходить девятый класс не очень приятное дело. И еще я чувствовал, как во мне копится злость.

Зуммер прозвучал как будильник – настойчиво и громко.

Я очнулся и огляделся по сторонам. Мужчина за монитором делал какие-то пометки.

– Уточнение, – наконец сказал он. – Ваня – это… – прозвучал вопрос.

– Из отдела по экспериментальной программе, насколько я знаю.

– Вы считаете, что старые счеты могли повлиять на работу?

– И да и нет. Впрочем… не знаю.

Он вновь внес правки и повернулся ко мне:

– Вам не мешает, если мы будем останавливаться? Или оставим вопросы на потом?

– Как хотите, – ответил я, но подумал, что, пожалуй, треск зуммера меня сильно напрягает.

Кажется, он прочел мою мысль и кивнул.

– Тогда продолжим. Следующее событие – переезд?

– Не совсем. Чуть позже.

Меня ввели в кабинет директора. Не то, чтобы под руки, а пропустили вперед, слегка подпихивая сзади. Странное обращение, учитывая, что я ещё ничего не натворил, а пришел только на ознакомительную беседу.

Директор возвышался в огромном кресле, настолько высоком, что, казалось, парил где-то посередине комнаты. Колени его как раз упирались в край необъятного стола, занимающего все деревянно-желтое помещение. В этой школе вообще, в основном, все деревянное и желтое. Ретро-стиль без техники и привычного комфорта.

Я остановился сразу, как вошел, у кромки ковра, ожидая, когда со мной заговорят. Тучный мужчина в кресле окинул меня взглядом. Я его тоже. Наверное, это выглядело вызывающе. Он ухмыльнулся и кивнул на стул сбоку.

Приглашение присесть я принял. Приходилось теперь поворачивать шею, чтобы смотреть на него. А он не спешил начать разговор. Вскоре мне надоело играть в «гляделки», и я уставился в зеркало, которое висело напротив.

Совсем недавно Светка из моего девятого «А» сказала, что у меня красивая прическа. Учитывая, что я особо не причесывался, мне было интересно узнать, чем же? Волосы за лето слегка выгорели, а поскольку я не постригся, на ушах круглились легкие завитки. Мне по барабану, но если красиво, пока так похожу.

Директор, наконец, поднялся с кресла, – теперь он стоял ко мне спиной, поправляя что-то в настенных часах. Я перевел взгляд на него. Видимо, решил, раз я на него не смотрю, то и он мне покажет свой игнор. Чего звал тогда?

Я упёрся взглядом ему в спину, в его поблескивающий пиджак из тонкой ткани. Форсит. Это он любит. Все костюмы блестят – он их меняет почти каждый день – ни одного нормального. Сплошные блики. Я только прикрыл глаза, как тут же раздался грубый окрик:

– Не спать, Удалов! А ну встать.

Я неохотно сполз со стула и вытянулся по стойке смирно.

– То-то же, а то ляг мне еще тут. Короче, на тебе два штрафных балла. Когда успел, удивляюсь, только четверть началась? За тобой две отработки. Сегодня красишь сарай, завтра дежуришь по кухне.

– Завтра же семиклассники?

– Ну и что? Тебе какая разница. Дежуришь с ними. Я лично проверю. Свободен.

Я направился к двери. Директор снова развалился в своем кресле. Лично он проверит, посмотрим. Надоело здесь. Угораздило же попасть…

Началось всё с экскурсии. Даже не помню какой. Мама каждые две недели усаживала меня в электробус, и мы отправлялись на осмотры достопримечательностей. Она осматривала, а я слонялся неподалеку, делая вид, что мне тоже очень интересно. Если о чем-то спрашивали, я многозначительно склонял голову – то ли да, то ли нет, а вообще, старался ни с кем не общаться.

С кем она там познакомилась, с кем договорилась – не знаю. Только через несколько дней меня без разговоров перевели в этот непонятный интернат за городом, «в тихой лесной зоне со свежим воздухом». Мне, в общем-то, было всё равно. Я не люблю ни с кем спорить, что-то доказывать и, вообще, разговаривать не люблю. К чему разговоры, когда никому ни до кого, по большому счету, дела нет.

Мама говорит, что я слишком всё обобщаю. Что я неправильно мыслю и делаю не те выводы. Я и перестал говорить. И с ней, и с другими. Отцу, когда он приезжал, просто отвечал «да» или «нет». Он как раз ведет беседы именно в этом русле. Можно не напрягаться и просто вставлять эти да—нет. Я знаю, что они считают меня заторможенным, и мне сейчас по барабану.

В общем, это была еще та школа. Специализированная, для трудных, неуспевающих. Обставленная в стиле прошлого века классная комната напоминала бы ретро-стиль, если бы не чрезмерная ее отполированность. Я видел такие шкафы и столы у друга деда, добротные, сколоченные из досок, что-то мы даже чинили, здесь же была какая-то имитация. А имитация под что-то у меня сразу вызывает недоверие. Мой пластиковый шкаф-трансформер дома гораздо удобнее.

Вечером, когда я докрашивал сарай, отрабатывая штраф, ко мне подошел парень из восьмого класса. Их там всего-то пять человек, и физкультура у нас проходит совместно, так что, – мы заочно знакомы. Он остановился, проследил взглядом за линией масляной краски и спросил: