Татьяна Степа - Территория напряжения. Психологическая фантастика, триллер

– Ты завтра с Семечками дежуришь?

– С кем? – не понял я.

– Ну, с этими, с семиклассниками. Мы их так называем, – он слегка улыбнулся.

– Да. Похоже так.

– Не повезло. Ты это… сразу сам себе работу найди – и держись в стороне. Будут провоцировать.

– Зачем?

– Так положено. Ты же новичок. А они – самый отвяз, под дудку директора пляшут. Болваны маленькие, не понимают ещё, что держаться вместе надо. Он их чем-то подкармливает. Так что, старайся не нарываться.

Кого бы предупреждал. Я давно не нарываюсь. Никуда и ничем. Парень еще потоптался рядом, сказал «пока» и отвалил. Я не понял, чего он хотел. Я уже мало кому доверял, поэтому засомневался, что он пришёл предупредить. Страху нагнать пришел, чтобы я заранее боялся, вот чего. Не дождутся.

За месяц я так ни с кем не подружился. Вернее, я дружил со всеми, если так можно назвать общение без сближения и доверия. Но слова парня принял к сведению, как непонятное и возможно опасное.

Утро было дождливое, хмурное. Меня подняли раньше всех в столовку. В коридоре уже маячили тени заспанных семиклассников. Нам отперли двери и включили свет. Это было мое первое дежурство. Со своим классом я должен дежурить только через две недели…

Интересно, заставят всю неделю драить столовку или только один день?

Крупная женщина в белом халате резким окриком подозвала всех к себе. Выдала мыло, тряпки и две швабры. Девочек провела в буфетную – сортировать салфетки и тарелки: они будут накрывать на стол. Интересное кино получается. Мы тут чернорабочая сила – тряпками махать, а девчонки – салфеточки перебирать. Недолго думая, я схватил тряпку с посудиной и моющее средство. Сказали мыть стены. Вроде, генеральная уборка.

По-моему мнению, вечером это было бы удобнее. Но моего мнения здесь никто не спрашивает, поэтому я мою стены возле окна: там их меньше.

Швабры так и остались нетронутыми. Все разбрелись и терли тряпками стены, мыть пол никто не хотел. В дверях показывались вновь прибывшие. Как я понял, последним достаются швабры. Наконец, раздав всем инвентарь, женщина вышла.

Розовощекий крепыш, почти с меня ростом, тут же бросил тряпку и сел на стол. Остальные последовали его примеру. Чтобы не выглядеть болваном, я тоже перестал тереть стену и просто прислонился к подоконнику.

– А ты кто? – спросил розовощекий, засовывая в рот конфету.

– Из девятого.

– А почему с нами?

– Штрафные баллы.

– Хм… Штрафник, значит. Тогда тебе и полы мыть. Слышь, ребят, сегодня штрафник есть, бросай швабры. Подвезло.

Я, молча, отвернулся и начал дотирать свою стену.

– Ты чего, не слышал? – гнусаво протянул розовощекий. – Бери швабру.

Сказать, чтобы я удивился – это ничего не сказать. Ни в одной школе, а их я сменил достаточно, я не видел, чтобы младшие что-то указывали старшим! Какие-то малолетки, сгрудившись в кучу, смотрели на меня, как на пыльный мешок, который можно выбить.

Пока я раздумывал, что мне делать, сзади послышались шаги и, обернувшись, я обнаружил уже всю толчею рядом с собой. Предводитель – розовощекий, все так же чавкая, нагло рассматривал меня, словно прикидывая, куда мне можно зарядить.

– Ты чего, не понял? – опять протянул крепыш, подзывая пальцем кого-то сзади.

Я не стал дожидаться.

– Так, ребятня, а ну расступись, – собравшись, как хищник в западне, я делал вид, что меня нисколько не беспокоит их окружение. Хотя немного кружилась голова, и предательски слабели ноги. От страха я обычно становлюсь бледным, но действую четко и спокойно.

Я сказал все ровным тоном, – они не шелохнулись, и все также задиристо смотрели на меня. Придется напором.

– Да дайте пройти, чего встали, как на празднике!

Один вопросительно повернулся к розовощекому. Я напирал спокойно и с виду дружелюбно. Встретив стаю собак, нельзя показывать, что тебе не по себе, а держать их волей, не позволяя кинуться.

– Давай, давай. Подвинься, – я уж слегка наглел.

– Идёшь пол мыть? – недоверчиво спросил кто-то.

– Ага, – лениво протянул я.

Они расступились. Я скинул тряпку в посудину и, прошествовав под их взглядами, поставил ее на стол у двери. Потом развернулся, помахал им ручкой и вышел. Невольная улыбка растянула мои губы, и я хмыкнул. Вот дураки. Меня отметили, что я приходил. Свое дело я сделал, так что, аривидерчи, амигос. Один день выигран.

Но не тут-то было. Эти поганцы сказали, что я ушел сразу же и ничего не сделал. Мне не засчитали штрафное дежурство и велели прийти еще раз. Весь день я натыкался на смурные лица Семечек.

Наверное, придется завтра махать шваброй. Почему бы им не взять робота-мойщика? Везде его сейчас применяют.

Я даже подумал, – может, подойти к этой женщине и попросить её сделать что-нибудь вечером одному, без этих… Но как-то не решился. Значит, придется весь час до завтрака сидеть там с ними. Стены мы уже вымыли, что будет на этот раз?

А на этот раз были только швабры – мыли пол, оказывается, каждый день, еще столы и стулья. Я не торопился на дежурство, специально оттягивал. Они уже вовсю драили, когда я появился в дверях. Я посмотрел на эту трудовую вахту, и мне расхотелось туда идти. В голове мелькнула шальная мысль – а что будет, если я прокачу дежурство и все? Мне даже стало приятно от такой наглости. Либо предложу докрасить еще один забор, имею же я право выбрать посильную работу? Могу даже нарисовать чего-нибудь, если очень надо.

Я развернулся и пошел досыпать. Завалившись в постель, я тут же заснул, правда, с легкой тревогой, но такой, не назойливой. Мне было даже интересно. В конце концов, они могут меня ставить на дежурство хоть каждую неделю. И тогда придется сторожить, чтобы я не сбежал. Тогда кто-то должен все время там быть. Эта идея мне понравилась, и больше я ни о чем не думал.

День мне опять не засчитали и назначили на следующий. Следующим днем была пятница, и я вовсе не пошел, сказав будившему меня человеку, что подвернул ногу и никак не могу.

И вот, после уроков, я опять стоял в приемной директора. Разговор был короткий – меня просто не отпустили домой на выходные. Неожиданно. Директор что-то говорил про уважение.

Когда народ погрузился в автобус и выехал из нашей «зоны отдыха», я прошелся вдоль решетчатого забора и свернул за сарай, еще поблескивающий свежей краской серо-зеленого цвета. За сараем на сваленных мешках сидел знакомый восьмиклассник. Я примостился рядом. Он косо взглянул на меня и ничего не сказал.

Земля была рыхлая, рассыпчатая. Я приметил палку, дотянулся до нее и, переломив наискось, заострившимся концом начал рисовать линии.

– Сколько человек осталось, знаешь? – спросил, чуть погодя, восьмиклассник.

– Не-а. А обычно как?

– Да, когда как… Человек десять, не больше. Тебя как зовут-то?