Артём Юганов - Осколки Мира. Архив первый: антагонист

Праматерь чуть повернулась в сторону архангела и едва слышно проговорила:

– Эй, пернатый отброс, здесь ты своё дело сделал.

– Да. Уверяю, что выполню свою часть…

– Я знаю. Проваливай.

Архангел не придал значения тому, что его перебили, что было само по себе удивительно для представителя этой расы. Он принял столь неуважительное поведение как данность, и сразу же подчинился грубому приказу. Расправленные крылья, вспышка белого света, лёгкое дуновение, и вот уже на смотровой площадке остались трое. О пребывании здесь архангела напоминали лишь несколько обгоревших перьев.

Матерь Искажений с грустью посмотрела на двух химер. Её глаза, только что бывшие серыми, подобно туману, наполнились синими всполохами. Почти уже шёпотом она повторила:

– Всё же пришли. – Праматерь слабо улыбнулась. – Не стоило.

Химеры смутились. Им было неловко от слов Матери Искажений.

Тенгу был смущён сильнее ба’астидки, он попытался оправдаться:

– Простите наше своеволие, Праматерь. Вы, должно быть, не хотели тревожить нас лицезрением врага, но если Вам понадобился кто-то из чистокровных, то это было по-настоящему важно. Никто из химер не усомнился бы в решении прародительницы.

– Ты про этого недоархангела? – Голос Праматери становился всё слабее с каждой секундой. – Он просто заключил сделку всей своей жизни. Нет, дело не в нём.

– Праматерь! – Со страстью обратилась Танэ’Ба’Сей к самому важному существу в мире Тетис. – Я не знаю, что принудило Вас к таинству. А ещё я не знаю, как много времени пройдёт, прежде чем Вы пробудитесь вновь. И всё же я прошу позволить нам, верным потомкам Вашим, быть подле своей прародительницы в день слияния с Душой Мира.

– Милая Танэ, ты, как всегда, слишком серьёзно относишься к жизни. Наверное, это моя вина. – Голос Праматери наполнился ещё большей грустью, чем прежде.

Меньше всего в своей жизни Танэ желала расстраивать обожаемую Матерь Искажений:

– Не вините себя! Мне, как одной из старейшин семи рас, положено быть серьёзной.

– Что ж, раз тебе и правда это помогает, делай то, что считаешь нужным. Знаешь… Может, для всех ты и старейшина, но для меня ты прежде всего миленькая кошкодевочка. – Синее пламя печали в глазах Праматери немного рассеялось, и Танэ’Ба’Сей почувствовала облегчение. – Мне ведь и правда кажется, что не стоило вам приходить ко мне сегодня, дети мои. Понимаете, всякий раз, сливаясь с Душой Мира, я погружаюсь в небытие. Для меня время остановится, для вас нет. В этот раз меня не будет с вами долго, очень долго, и я не знаю, сколько продлится это забвение. Представляешь, Танэ, может так случиться, что ты уже состаришься к тому моменту, как я вернусь… Ну вот, теперь вы ещё и боитесь…

Тенгу и ба’астидка переглянулись. Эти дети знали, что Матерь Искажений на долгое время покинет их, но они не предполагали, что срок может оказаться настолько велик. Ба’астидка неуверенно спросила:

– Разве мы сможем прожить без Вашей заботы всё это время, Праматерь?..

– А почему нет? Прошедший год-Всеурожай химеры прожили, почти не полагаясь на мою помощь. По-моему, вы неплохо справились. К тому же, нападения чистокровных рас на Тетис можно не опасаться. Хоть об этом я позаботилась. – Голос Матери Искажений был уже едва различим, а её тело почти полностью покрыли застывающие капли Души Мира. Только лицо суккубы, её крылья и кисти рук ещё оставались свободны. – Возьми меня за руку, Танэ.

Едва услышав эти слова, Танэ’Ба’Сей схватила оголённую часть руки Праматери. Болезненное ощущение жара заставило ба’астидку стиснуть зубы, и всё же она терпеливо держала руку демоницы своими миниатюрными ещё детскими ладонями.

Руки девочки опутали исходящие от Праматери чёрные нити. Нити ползли по густому пятнистому меху ба‘астидки, они добрались до локтей и начали обвивать её лишённую шерсти кожу. Добравшись до плеч, нити начали приобретать форму округлых узоров, точно таких же, какие украшали тело Матери Искажений. Окончив движение, нити перестали казаться нитями, они стали такой же частью Танэ, как и сама её кожа.

Праматерь удовлетворённо прошептала:

– Теперь ты сможешь сама создать безопасное место, кошкодевочка.

– Безопасное место?

– Просто направь мои Узы на то место, которое хочешь сделать безопасным. На дом, например. В этом месте никто не сможет нанести другому вред. Разве что я, да ещё Всесоздатель. Так немного спокойнее, правда?

– Не намного. Я боюсь не того, что химеры не смогут за себя постоять, мы умеем сражаться. Я боюсь того, что больше не увижу Вас.

– Значит, постарайся не умереть до моего возвращения. И ты тоже, воронёнок. Постарайся прожить долгую счастливую жизнь, присмотри за семьёй. Особенно за малюткой Танэ! Она слишком серьёзная. Всё, мне пора, я итак держусь из последних сил.

Танэ нехотя отпустила руку Праматери, она готова была терпеть обжигающую боль и дальше, но, увы, расставание было неотвратимо. Тенгу подошёл к ба’астидке, он обнял её и погладил по длинным волосам песочного цвета. Он невольно повторил интонации Праматери, её нежный шёпот:

– Я не разочарую Вас, Праматерь. Никто из химер не разочарует Вас.

Вряд ли Матерь Искажений услышала слова воронокрылого ёкая. К тому времени, как тенгу окончил говорить, все парившие вокруг подобные магме капли уже осели на её теле. Демонические крылья, единственное, что не затронула энергия Души Мира, сомкнулись над застывшей Праматерью и заключили её в подобие кокона. Чешуя, покрывавшая крылья, начала осыпаться. Кокон сжимался с тугим хрустом, кости внутри крыльев ломались, их крошки вперемежку с густой тёмной кровью падали наземь. Это длилось недолго. Совсем скоро на месте, где только что стояла преклонившая колени прародительница химер, осталась лишь неприглядная смесь разорванной плоти, раздробленных костей, запёкшейся крови и угольно-чёрной чешуи.

***

Танэ’Ба’Сей часто видела это воспоминание в своих снах. Вновь и вновь она переживала день расставания с Матерью Искажений, каждое мгновение которого намертво врезалось в память теперь уже престарелой, готовящейся уйти на покой ба’астидки.

Сон, который Танэ видела сегодня, сперва ничем не отличался от воспоминаний. Жрица также была в своём юном теле, она точно также входила в Храм Лже-Демона вместе со своим ныне покойным другом тенгу. В точности, как и в тот день, ба’астидка говорила с прародительницей, и, как всегда, прародительница погружалась в небытие. Но в этот раз окончание сна было совершенно иным.

В этом сне праматерь не укрылась в коконе из собственных крыльев, вместо этого она встала, и её глаза окрасились чёрным огнём всепоглощающей ненависти, который Танэ уже видела во время войны и который она предпочла бы никогда более не видеть в своей жизни. В этом сне её воронокрылый друг, вместо того, чтобы пообещать исчезающей Праматери не разочаровывать её, озлобленно хрипел: «Не надейся уйти отсюда живой, предательница» .