Julia Goldfox - Сказания Меннескер. Ледяная стрела

– Я этого не сделаю. Я не… – она опустила голову и стиснула зубы, щеки были мокрыми от слез. – Этот приказ я не смогу выполнить.

Взгляд капитана посуровел, он трясущейся рукой дотянулся до ее лица и заставил посмотреть в свою сторону.

– Тогда считай это просьбой… – его голос дрогнул.

Голос, в котором всегда звучала сталь, который внушал страх и благоговейный трепет, который был тверд и непоколебим, как и его обладатель, дрогнул.

– Прошу… – перед ней точно лежал совершенно другой человек, и при других обстоятельствах лучница даже вряд ли смогла бы его узнать. – Ты не представляешь, как это мучительно… Я хочу, чтобы ты сделала это до того, как я окончательно потеряю от боли рассудок…

– Нет, – она замотала головой и рухнула ему на грудь, вырвав из легких раненого усталый протяжный вздох. – Нет, пожалуйста…

– Тогда, перед этим домом, ты была куда уверенней, направляя на меня оружие. Так в чем же дело? – тихо усмехнулся капитан, проведя рукой по золотисто-медовой макушке женщины.

Потому что тогда они были посреди неравного боя. Потому что она увидела в его взгляде тот страшный огонь, что когда-то пылал в глазах ее отчима, точно пугающий призрак из далекого прошлого. Потому что он не был ранен и безоружен и не просил как можно скорее окончить его жизнь, чтобы избавить себя от предсмертной агонии. Потому что единственным, что двигало ею, был не приказ и не чья-то просьба, а ее вырвавшаяся на свободу воля.

Она плакала. Тихо, чувствуя, как дрожащая рука слабо гладит ее по голове. Слышала страшные хрипы, вырывающиеся из поврежденных обожженных легких. Ей было мучительно больно: все внутренности вдруг свернулись тугим змеиным клубком, а горло сдавили стальные тиски слез.

– Пожалуйста, – тихо отозвался мужчина, вновь закашлявшись. – Считай это последней просьбой умирающего. Даже если и произошло бы чудо, и сами Боги дали мне второй шанс, я лишился бы всего… остался бы беспомощным калекой, лишенным будущего, к которому шел столько лет. Для меня такая милость была бы хуже смерти, ты же знаешь. Да и… мне уже не выкарабкаться.

Лара подняла голову и смахнула слезы. Она очень хотела прервать череду мучений, терзавших уже который день подряд капитана, но понимала, что, несмотря на его просьбы, для нее это будет непосильно. Память услужливо подбросила ей тени из прошлого, тени того далекого времени, когда этот человек был единственным, кто мог заступиться за нее перед отчимом. Был единственной защитой и опорой.

Как все могло обернуться таким образом: почему, в итоге, они оказались по разные стороны баррикад? Что случилось с ним? В какой момент он начал так сильно меняться, превращаясь в себя нынешнего? Превращаясь в своего отца.

Скрипнула половица. Женщина резко обернулась и увидела стоящего в дверном проеме мага, тяжело опирающегося о дверной косяк.

– Мэр…

– Я все слышал, – холодно бросил чернокнижник, не спеша сдвигаться с места.

В полутьме сверкнули льдом холодные белесые глаза. Капитан тихо рассмеялся. Маг оттолкнулся от косяка и нетвердым, прихрамывающим шагом приблизился к койке. Лара подняла на него вопросительный взгляд, но чернокнижник лишь покачал головой:

– Только тебе решать. Прости.

Перебинтованная ладонь легла ей на плечо. Женщина вздрогнула и опустила взгляд. Послышалась возня: дремавшая до сих пор Аделаида потянулась и, откинув назад медные волосы, буркнула:

– Отбросить копыта решил, поганец? – голос лавочницы звучал негромко, с едва различимой хрипотцой.

Капитан тихо, надрывно, точно горло рвали сотни острых лезвий, рассмеялся и, откинувшись на подушки, болезненно поморщился.

– Вот так и получается… что на тот свет я отправлюсь в окружении предавшей меня сестры, чернокнижника, которого я безуспешно пытался убить… и женщины, которая меня ненавидит.

– Прошу заметить: ненавидит за дело, – фыркнула Аделаида, поднявшись с кресла и закутавшись в шерстяное покрывало.

– Ну, не злись… – слабо усмехнулся капитан. – Уж не о такой кончине я мечтал, но куда ж денешься… Судьба, чтоб ее.

К вечеру раненый уже метался на постели, протяжно хрипя и чуть ли не вопя от боли. Поднявшийся жар не удалось снять, а холодные, вымоченные в специальном растворе тряпки валялись на полу, ведь уже не помогали. Мужчина начал бредить, впервые в жизни лучница видела его слезы.

Вайлонд, хоть и с большой неохотой, но дал мужчине самое сильное обезболивающее, которое имелось в его запасах. Однако эффект от него был слабый – мало что уже могло унять предсмертную агонию.

Она не отходила от кровати, то пытаясь удержать брата на месте, то вновь начиная плакать, то извиняясь, то отворачиваясь и закрывая лицо руками. Лара не помнила, когда нащупала рукоять кинжала.

Аделаида, взяв мага за предплечье, отвела в сторону и тихо бросила:

– Лучше оставить ее наедине с…

Хозяину дома хоть подобный расклад и не нравился, удалось перебороть желание остаться рядом со сжимающей в руках лезвие женщиной. Он нехотя покинул комнату, все еще сильно хромая. Мелисса, которую сюда так и не пустили, тут же засыпала Вайлонда вопросами, но тот лишь положил ей руку на плечо и покачал головой.

Дверь мягко закрылась.

Мужчина на кровати часто дышал, смотря невидящим глазом в одну точку. Лучница сильнее сжала кинжал дрожащей рукой и стиснула зубы. Дышать внезапно стало тяжело, а взгляд застлала туманная пелена слез.

Она легко приобняла свободной рукой мужчину, тот вцепился в нее судорожной хваткой, вновь пытаясь что-то сказать в приступе бреда.

Клинок вошел легко и быстро. Мужчина рвано вздохнул и затих.

Она почувствовала, как начинает кружиться голова, как наружу рвется плач, как сердце сжимается от боли. Бывший офицер, она бы никогда не подумала, что ей будет настолько сложно прервать чьи-то страдания, ведь ее когда-то учили убивать.

Лару отвели в сторону и усадили в кресло не сразу, дав еще некоторое время прийти в себя. Голоса остальных доносились до нее словно из-за густой непроницаемой пелены. Но когда ее легко приобняли за плечи тонкие перебинтованные руки, лучница словно очнулась.

Лара ненавидела показывать на людях свои чувства. Ей всегда говорили, что эмоции равносильны уязвимости. Стоит поддаться одной из них, и ты проиграешь, выдашь все свои слабости, подставишься под удар… Мэриан был одним из немногих, перед кем она по каким-то причинам показывать свои эмоции не боялась. Не боялась быть собой, а не лишенным человечности офицером.