Анна Поршнева - Как стать хорошим государем

– Ну, ничего нельзя, за что ни возьмись! – Мелькнувшая было мысль забыть про вздорного Бабая, просто послав его к черту, пропала. Справедливость должна восторжествовать! – подумал Кощей и принялся споро строчить исковое заявление в суд.

"Есть прелести в зиме, есть!" – энергично убеждал себя Кощей, шагая по подтаявшему снегу на окраине Санкт-Петербурга. Был январь, было ветрено, была оттепель.

Мягкий запах притаившейся где-то там весны будоражил ноздри. Хотелось дышать глубоко и свободно. Собственно, так Кощей и дышал всю свою многовековую жизнь.

В Питер он попал почти случайно – кот Баюн, по своему обыкновению рассказывать сказки, напел ему как-то вечером, что в этом славном городе в музее хранится одно из потерянных яиц Кощея – из тех самых драгоценных фальшивок, которыми когда-то по молодости лет и общему легкомыслию (как теперь понимал бессмертный старик) он наводнил мир. Ну, вот забавно ему было смотреть, как добры молодцы всех родов и сословий залихватски рубили ониксовые, серебряные, покрытые драгоценной эмалью, выточенные из слонового дерева элипсы, дабы добыть смерть Кощееву, и при этом разносили драгоценности, представлявшие немалую художественную ценность и просто ценность материальную, вдребезги. Но время шло, прежде многочисленные фальшивки стали редки, разнообразные обитатели волшебного мира стремились заполучить их в свои коллекции, и Кощей пришел к выводу, что не годится упускать такие сокровища, тем более, что он сам был их источником и, так сказать, первоначальным заказчиком.

Так что сейчас, пробираясь по заснеженному Петербургу к метро, он размечтался, что добудет очередную диковину. А мечтать-то и было нельзя! Никогда ничего путного из мечтаний всякого рода не получится – уж ему-то, умудренному тысячелетним опытом, следовало об этом помнить!

В музее хранились яйца Фаберже – новодельные беспомощные подделки под подлинное искусство. Кощей сплюнул бы прямо на паркетный пол, да был хорошо воспитан. "Коту надо уши надрать. И надеру!" – подумал он мстительно и вышел на Фонтанку. Было ветрено, был январь, была оттепель. Мягкий запах сховавшейся где-то неподалеку весны будоражил ноздри. Ничего не хотелось. Вот просто ничегошеньки. И нет в этой зиме никакой прелести, что еще за придумки! Кощей поежился, сунул руки в карманы и решительно вступил в черный провал открывшегося перед ним портала.

Чтобы долго не рассусоливать, Марья Моревна ненавидела Василису премудрую. Да и Василиса, по правде сказать, Марью Моревну недолюбливала. Да и как тут быть между ними миру, сами посудите! Обе они волшебницы, обе добыты мужьями в сказочных приключениях, да еще так вышло, что мужья у них – братья родные, царевич Михаил и Иван-царевич! Ну, как, как, спрашивается, им в одном дворце ужиться можно! Если б у отца царевичей, царя Еремея, еще своя жена была бы, может, она невесток и укротила да примирила в вечной ненависти к свекровке… Но царь был вдов.

А тут еще, как на беду, подбросил кто-то в светлицу Марьи Моревны яблочко наливное, через все яблочко надпись золотыми буквами "Наипрекраснейшей и наимудрейшей". Возгордилась жена Михаила-царевича, спасу нет! Нос задрала выше самой высокой колокольни, ходит по дворцу павой, хвастает.

Естественно, Василисе этот случай костью в горле встал. Принялась она волховать и выискивать, и нашла-таки серого пса Полкана, который на чистом собачьем языке ей прогавкал, что вовсе это яблоко не объявилось само собой в покоях Марьи Моревны, а нашел его он сам, пес Полкан. Во дворцовом саду нашел, аккурат посередь половины Ивана-царевича. А уж потом в зубах притащил к Марье Моревне, привлеченный дивными запахами няни, начиненной гречневой кашей и утиными печенками.

Взъярилась Василиса, но виду не показывает и шлет Марье Моревне послание, где всю эту историю пересказывает дипломатическими выражениями и требует вернуть утерянную собственность законной владелице. В конце, правда, не удержалась, и шпильку вставила: "Дескать, о красоте спорить не буду, на всякую красоту охотник найдется, а что в нашем царстве я самая мудрая, про то все знают,"

Марья Моревна послание прочитала, повелела принести пергамент и на том пергаменте собственноручно начертала кукиш. Да и отослала невестке.

Ой, что тут началось! Царевичи света белого невзвидели. Уж на что они дружные братья, но когда такой шум на все государство поднялся, когда последние чернавки между собой разодрались и ходят кто с подбитым глазом, кто с выдранными волосьями, а кто с выбитым зубом, тут и братьям трудно сохранять дружеские отношения! Что делать? Бросились в ноги к отцу: помоги, царь Еремей, мудрым советом. Царь крякнул, ухнул и вынес вердикт:

– Поскольку невестки у нас не простые жонки, а волшебные, надоть звать волшебника во всем разобраться. – И вызвал Кощея.

Кощей явился на третий день, когда Василиса и Марья Моревна принялись было дворец делить-пилить (это при живом-то царе!). Марью Моревну обозвал коровищей. На Василису, свою бывшую воспитанницу, глазом зыркнул. Сенных девок собственноручно отходил по щекам. Царю Еремею счет выставил за услуги. Яблоко отобрал и был таков.

И потихоньку во дворце все наладилось.

А Кощей сразу в тридесятое царство возвращаться не стал. А заглянул он к одной французской даме, за которой давно и безуспешно ухаживал. И там, живописуя в дивных картинах, какие он испытания превзошел и какие препятствия преодолел, чтобы диковину эту добыть, преподнес яблоко в знак своей вечной любви. Дама, хотя и посмеялась над такой беспардонной лестью, все-таки под конец улыбнулась Кощею благосклонно. Усмехнулся про себя и Кощей, который знал, что наливное это яблочко было поделкой одной хитроумной бабы-яги, которая, уж конечно, считала наипрекраснейшей и наимудрейшей не кого иного, как саму себя.

Что-то зачастили гости в этот понедельник к Кощею.

На утренний чай совсем без предупреждения заявилась баба-яга с маковым кренделем под мышкой. Крендель этот хитрая старуха каждый раз таскала с собой, делая вид, будто позабывает, что Кощею сдобу строго-настрого запретили врачи. Сама тоже от кренделя ни кусочка не отъедала, только отщипывала маковые зернышки и с кокетливой улыбочкой отправляла в рот. А сама меж тем мимоходом подбирала курагу да чернослив, которыми привык угощаться по утрам Кощей.

В этот раз старуха тоже не сидела без дела – подъев весь кагорный изюм из хрустальной мисочки и поболтав о неприятном соседстве с любвеобильным водяным, она вдруг взглянула на хозяина искоса и завела речь о том, что такой жары в мае отродясь не было, и когда она уже кончится, и что ж это такое деется, батюшки, и лук в этом году, небось, будет горький, а горох сухой. Кощей бабку доброжелательно выслушал, пару раз поддакнул и выразил надежду, что в четверг обязательно пойдет дождик, может, даже и с грозой. Баба-яга удовлетворенно хмыкнула и распрощалась.