Андрей Марковский - Веселья жизни скрылся легкий дым. Рассказы для девушек среднего возраста

Работу о сравнении стилевых черт театральных режиссёров и жанровой специфике используемых ими в постановке пьес Евгений защитил через два года, став в двадцать шесть кандидатом наук, ещё через два года занял должность доцента. Ему не очень нравилось преподавание, зато это занятие давало много свободы: больше, чем на ставку, он часов не брал, постоянно стараясь увильнуть в сторону уменьшения нагрузки.

Он продолжал свои театральные походы до тех пор, пока не понял, почему и зачем сюда ходит. Театр всегда был особенной страстью Ларисы, а потому проведённое в театральных спектаклях время становилось временем, проведённым с ней. Когда он это осознал, театр для него закончился. Закончились рецензии на спектакли. Он нашёл новое применение своим филологическим способностям, когда на кафедру поступил запрос на экспертизу. Запрос был из Следственного комитета, страждущих браться за него не объявилось, а вот он взялся. С тех пор стал почти штатным экспертом, к его услугам обращались регулярно.

Однажды ему позвонил молодой следователь и попросил о встрече. Личной, неслужебной встрече, – извиняющим тоном умолял он. – Если у вас найдётся время. Неофициально, в любом кафе. У меня к вам несколько вопросов, а если согласитесь, то и предложение, – сказал он и добавил. – За мой счёт. Усмехнувшись последним словам, Евгений согласился, вечера теперь у него всегда были свободны. Следователь, суетясь и краснея, сознался за коньяком, что мечтает писать криминальную прозу. Для начала рассказы, благо материала в архивах полно. Следователю, представившемуся Игорем, возраста был примерно такого же, как Женя, работать он начал буквально пять лет назад. Учиться на юриста пошёл, как ни удивительно, не под влиянием Конан Дойла или Бориса Акунина, а начитавшись «Записок следователя» советских времён Льва Шейнина. Он просил помочь литературно. Не совсем по адресу, – признался Евгений, хорошо понимая разницу между литературой и публицистикой и тем более – официальным заключением экспертизы. – Вам надо учиться в литературном институте. В крайнем случае, писательские курсы пройти.– Игорь понимал, но честно сознался, что его страшит перспектива начинать с нуля, хочется предварительно наработать хоть что-то, набить руку. —Я написал несколько рассказов. Не согласитесь почитать? Вас я давно знаю и приму любой, самый критический отзыв. Укажите на нестыковки, нелогичность. Поправьте, если сможете, я оплачу вашу работу. – Так он продолжал свои просьбы и стенания, пока Женя не согласился посмотреть. Бесплатно. Только один раз. Я очень занят, – соврал он.

Свои рассказы Игорь привёз ему на работу, напечатанными, прямо на кафедру. Не захотел отправлять по электронке, хотелось солиднее. Ему так казалось, что на бумаге гораздо солиднее. Вечером Женя взялся читать. Кроме явного пересказа реальных уголовных дел в рассказах следователя не нашлось ничего цепляющего. Не было интереса, без которого чтение можно прервать в любом месте. А можно и не начинать вовсе. Хорошо, что пачка листов тонкая – пять-шесть немудрёных рассказов на двадцати листочках – скоро мучения закончатся. И вдруг, в следующем, непритязательно названном «настоящая любовь», повествование о девушке, прыгнувшей с балкона из-за несчастной любви. Следствию поначалу представилась картина отвергнутой любви, потому что девушка решилась на смерть почти полностью обнажённой, подозревали любовника. И только после найденного в её вещах письма всем стала ясна личная трагедия.

Письмо следователь Игорь явно списал с оригинала, настолько оно не походило на его корявый стиль. Казалось, вся кровь прилила Жене в голову, когда он понял, что читает письмо Лоры, адресованное ему.

«Мой милый, дорогой и единственный», – начиналось письмо. Имя не было указано, но Женя понял, что предназначалось оно только для него.

«Для меня всё закончилось. Прости меня за то, что я сделала с собой и с тобой. Этого никогда бы не случилось, если бы не одна мелкая несущественная деталь. Помнишь, я обещала тебе рассказать о моих родителях? Моя мать сидит в больнице для неизлечимых больных в Биргильде. Это у нас под Челябинском. Больница для психически больных. Она была больна долго, может быть всю жизнь. Лечилась без толку. 10 лет тому назад во время очередного помешательства она зарезала во сне отца, когда ей в очередной раз почудился какой-то демон. Меня забрала к себе жить тётка. Но ты наверное не знаешь, что сумасшествие часто передаётся по наследству. Я всегда боялась этого. Я хотела выучиться, чтобы больше об этом знать. Не получилось. Зато случилось поиметь мамкино наследство. Теперь я знаю точно. Оказывается, это самое страшное – понимать, что сходишь с ума. Я поняла. Я не хочу убить тебя, как моя мать убила отца в приступе страшной болезни. И тем более не хочу иметь от тебя таких же страшных детей. Помнишь, мы смеялись с тобой над дурачками, написавшими в метро „Выхода нет“. В отличие от метро, где таблички можно переделать, мне эту табличку переделать нельзя. Просто нет выхода – и всё. Прощай. Л.»

Дальше в рассказе было написано, что покаяние находилось в конверте, на котором содержалась просьба не доставлять письмо адресату как минимум десть лет. Следствие сочло, что адресат не установлен, а доводить содержание до широкого круга знакомых погибшей нецелесообразно ввиду невозможности предсказать реакцию истинного получателя. Дело закрыли.

Только теперь он понял, что означали её исчезновения, её отказы, понял её стремление с максимальной полнотой жить каждый отпущенный ей день. Он догадался, что напоследок Лариса попыталась сделать так, чтобы он не запомнил её божественно красивой – мёртвые никогда не бывают красивы. Она сделала всё, чтобы испортить память о себе, освободить его от наваждения по имени Лора, Лара, Лорик. Она попыталась.

Неплохо бы ей догадаться, что у неё ничего не выйдет. Настоящая любовь на то и настоящая – она не нуждается в оправданиях. Не помог её хитроумный план. Лучше бы она сказала ему правду. Тогда на далёких островах, где все говорят на непонятных языках, где солнце, просыпаясь, встаёт из моря и туда же укладывается спать, могло получиться чуточку по-другому. В том мире они смогли бы лучше понять друг друга. Она ошиблась.

Он, как когда-то, остался совсем один. Скомкал свою жизнь, уволился, продал квартиру и уехал скитаться по свету. Где он сейчас, в какой части планеты, жив ли – никому не известно.

Сегодня утром Виталию жилось и дышалось тяжеловато, не то что вчера. Как будто сегодня наступило не простое октябрьское, а Суриковское «Утро стрелецкой казни». Вот вчера вечером на Васином дне рождения было хорошо. Весело и легко. Вася – старинный Виталькин друг, еще со школьных времён. Почему-то мальчишеская детская дружба частенько сохраняется, даже с годами крепнет, в отличие от ранней юношеской пылкой любви. Многие супружеские пары не выдерживают столько – почти тридцать лет.