Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря

После нее призывать птиц вышла Ружана, а потом Ельга-Прекраса. Среди женщин киевской верхушки она занимала всего лишь третье место, уступая своей золовке и невестке знатностью и удачливостью. Чтобы превзойти их, ей нужно было посадить своего сына на коня. В день, когда это случится, она станет единственной, наивысшей владычицей земли Русской. Она, а не Ельга, будет серебряным ковшом разливать мед на княжеских и священных пирах. Она будет подносить медовую чашу Ингеру, заново утверждая его в правах господина земли и дружины, земного воплощения бога воинов. Тогда все эти важные жены встанут позади нее и покорятся ей. Сейчас же в их беглых взглядах она читала пренебрежение и жалость. Рядом с Ельгой-Поляницей, блистающей своей золотисто-рыжей косой, как Перуница-Молния, и пышногрудой, румяной Ружаной Прекраса смотрелась бледной тенью. Я ведь тоже рожала дважды, думала она, пока вся гурьба нарядных женщин шла на Девич-гору. Но пышнее почему-то не стала, осталась почти такой же, как была в девках. Правда, и мать ее, рожавшая трижды (младшая сестренка Прекрасы умерла двухлетней), тоже тела не прибавила и была немногим шире своей дочери. Видно, чары воды выпивают силы из Прекрасы, как тянули их из Гунноры. А Ельга и Ружана, надо думать, знают тайну, как не отдавать, а самим питаться силами земли…

Пока они шли к Девич-горе, повалил снег. Мягкие, крупные, пышные хлопья медленно падали в безветренном воздухе, как ласка неба, и в сердца человеческие проливалась радость. Даже зрелые женщины со смехом ловили хлопья снега на ладони, радуясь приходу зимы. Зима – нелегкая и опасная пора, но ее своевременный приход ее говорит о том, что все в мире идет по-налаженному. Легкие прикосновения снеговых хлопьев ложились на разгоряченные лица нежными поцелуями Девы Марены, и даже Прекраса улыбнулась: на сердце стало светлей от мысли, что боги хотят подбодрить ее в печалях.

Зима стучалась в оконца, а значит, пришла пора прощаться с «дедами», засыпающими в земле до весны. Каждая семья в эти дни поминает у себя дома дедов и прадедов, а на княжьем дворе готовились накрывать большой поминальный стол – для всех гридей, павших в Греческом царстве. Давно покинутая кровная их родня осталась за тридевять земель, но князь был общим отцом им всем, и у его стола их души должны были найти себе угощение. За делами Прекраса тайком обдумывала еще кое-что, но лишь за день до нужного срока решилась рассказать Ингеру.

– Я подумала… я знаю, – начала она утром за день до пира Осенних Дедов. – Мы с тобой должны… нам нужно угостить и проводить… еще кое-кого. Но чтобы никто не знал.

– Кого? – Ингер удивился такой таинственности. – Крася! Ты – хоть и не княгиня пока, но ты моя водимая жена. Ты будущая госпожа земли Русской. Ты не должна никого бояться и ничего от людей скрывать!

– Но ты ведь знаешь… – Прекраса глубоко задышала от волнения. – В городе болтают, что будто я… русалка. И если узнают, что я хочу… угостить хозяев Киева перевоза, то скажут…

– Что?

– Что они-то и есть мои родичи! Что я правда русалка!

– Русалка ты моя! – Ингер усмехнулся и приобнял ее. – А зачем такие жертвы?

– Ты поедешь в гощение. Мало ли… что может случиться.

– Я поеду по Днепру… Да, это разумно.

– Нам беречься надо! – горячо подхватила Прекраса. – То есть тебе. Боюсь: в самое ненастье ты поедешь, под снегом, а там дома чужие, люди чужие… Да злые все после похода… Вдруг что случится, а меня рядом нет. Ни дня спокойного у меня не будет, пока ты не воротишься живым-здоровым! Пусть Днепр-батюшка побережет тебя. Разве за… для такого дела коня жалко?

Она едва не сказала «за твою жизнь», но прикусила язык – Ингер не должен знать, что стоит на кону. Ему было известно, каким образом Прекраса спасла ему жизнь три года назад. Он знал, что она добилась для него покровительства хозяек брода – берегинь, а здесь, в Киеве, знается с владыками Киева перевоза. Он не знал самого важного: что Прядущие у Воды не распростились со своей ускользнувшей жертвой, а лишь дали ей отсрочку. И что эту отсрочку все время норовят сократить, а Прекраса бьется, стараясь не дать им порвать нить раньше времени. Как Ингер будет жить с таким камнем на душе – зная, сколько ему осталось? Когда Прекраса заключала тот договор с Прядущими у Воды, ей казалось, что до конца еще очень далеко. Но время скользило змеей, утекало водой сквозь пальцы. Ингеру и так нелегко приходится на дядином столе, где его со всех сторон подстерегают недруги и неудачи. Не нужно ему знать что самый страшный его враг – не Свенгельд, не древляне, не греки с их огнеметами, а Девы Источника. Те, против кого бессильны земные властители с их дружинами.

В задуманное посвятили только Ратислава с двумя гридями. Под вечер те отправились в княжеский табун – обширные конюшни и загоны стояли вне града, на луговинах – и привели оттуда двухлетнего жеребца самой светлой масти, какой нашли, почти белого. Ниже Киева перевоза, на унылом берегу среди жухлой травы и облетевших ив, ждали Ингер и Прекраса, закутанная в толстый серый плащ. Возле них пара челядинов сторожила небольшой плот. Жеребцу спутали ноги, завязали глаза. Прекраса поглаживала его по морде и шептала что-то; жеребец, еще мало приученный к людям, стоял спокойно, будто зачарованный. Поглядывая на них, Ингер испытывал неловкость и невольно озирался, будто они этого жеребца украли. Ему было стыдно делать что-то тайком, будто он не хозяин здесь, но Прекраса права: если кияне проведают, что в дни Осенних Дедов, когда все угощают покойных родичей, она приносит жертву духам воды, ее и правда сочтут родней водяным.

Но… а не правда ли это? Ингер знал, что Прекраса состоит в дружбе с духами вод, что она получила от них дар – силу предрекать будущее и исцелять болезни. Сам он выжил благодаря этому ее дару и не зря привык связывать с ней свое благополучие и саму жизнь. Но как это соглашение сказалось на ней? Он любил ее и видел в ней самую красивую женщину, которую ему приходилось встречать. От взгляда ее голубых глаз перед ним будто расстилалось само небо. Но сейчас, когда он смотрел, как она, зябнущая и дрожащая от волнения, шепотом успокаивает жеребца, белыми пальцами поглаживая его по морде, его кольнуло в сердце сомнение. Она получила от берегинь часть их силы. Но что она отдала взамен? Недаром люди сторонятся тех, кто слишком тесно связан с рекой и лесом. Ему нелегко будет убедить киян все же принять его жену как княгиню и госпожу над ними.

Продолжая разговаривать с жеребцом, Прекраса завела его на плот. Ратислав и двое гридей взошли вслед за ней и оттолкнули плот от берега, Ингер и челядины остались на берегу. Уже почти стемнело, и Ингер с трудом различал на воде удаляющееся темное пятно.