Татьяна Абрамова-Милина - НЕМНОГО МИСТИКИ ПЕРЕД СНОМ… Сборник рассказов

– Говорят, он работает у нас на заводе. Поэтому он каждое утро ездит туда, в область. Марком зовут, фамилию не запомнила, неудобно было переспрашивать.

– Тогда я его увижу! Но теперь я буду держаться достойно.

«Пять дней прошло. Если встречу его на работе, виду не подам. Даже улыбаться ему не буду, решено! Наши идут в бар – пятница. Пусть идут в… бар. Поеду домой – не то настроение. Хотя напиться хочется. Ого, уже восемь, засиделась».

Ева вышла из офиса и еще за стеклянными дверями заметила, что он стоит на парковке у машины, прислонившись, скрестив руки на груди. Как с обложки модного журнала. Видимо ждет кого-то из своих. Ева опустила голову, засеменила в другую сторону.

«Скукожилась, выгляжу как дура деревенская» – подумала так, еще больше сжалась в комок. – «Почему деревенская?»

– Ева, можно вас! Ева!

Она остановилась не сразу, полная решимости вести себя как неприступная мраморная статуя.

– Разве мы знакомы? – строгим голосом спросила она, глядя ему в живот.

– Наполовину. Я знаю о вас все. Слежу за вашими успехами. Вы извините, что я не подошел к вам на конференции.

– Что ж. Теперь мы знакомы на три четверти. Я знаю, что вы – Марк, работаете у нас. На заводе.

– Давайте заново. Я – Марк, – он протянул большую теплую ладонь.

– Мааарк, – пропела она, глядя на него снизу вверх, отдавая свою узкую ледяную ладошку. Подумала, что годится как подопытная на исследование любви с первого взгляда.

– Я был инвестором на вашем предприятии. Не мог встречаться с подчиненной. Но вчера я продал все акции, в понедельник сдаю дела. – Он пожал плечами, улыбаясь, развел руками. – Предлагаю прогуляться и познакомиться ближе. Если вы свободны, конечно. – Ева так же пожала плечами. – Посидим. Здесь полно кафешек. И пойдем, наконец, в одну сторону. А то вы все время были…

– На встречной полосе? – неожиданно мягким и нежным голосом подсказала она.

Прекрасный летний вечер. Они гуляли, разговаривали обо всем, долго сидели в кафе. Было так легко и уютно, как будто знали друг друга всю жизнь. Расстались уже под утро. Договорились встретиться снова в воскресенье вечером. Ева долго не могла уснуть, все думала, прокручивала в уме этот вечер, эту ночь, все разговоры и взгляды.

Разве так бывает? Спасибо, Господи! Это – мой человек. Наконец, судьба улыбнулась мне. Я не ошиблась, мы – идеальная пара, гармония во всем. Я знаю его несколько часов, а готова пойти за ним «на край света». Вот, что значит это выражение, теперь я понимаю».

Счастливая и робкая улыбка долго не сходила с ее лица. Она рухнула без сил и проспала почти до вечера.

Воскресенье он не позвонил. Ева слегка огорчилась, но первой звонить не стала. Ведь он обещал. На следующее утро Ева ожидала увидеть его, как обычно, на встречной полосе дороги. Но его не было. Когда она приехала на работу, в офисе была непривычная тишина. К ней навстречу поднялась подруга с серьезным вопросительным лицом.

– Ты не знаешь?

– Что?

– Марк погиб в автомобильной аварии. Вчера рано утром. Грузовик вылетел на встречную полосу и смял его Лексус. Мгновенная смерть.

Ева не могла работать, слезы душили, в груди окаменел один только крик: за что? В тот же день она пошла в церковь, куда ходила, иногда, привести свои мысли в порядок. Церковь была маленькая, старая, но, как говорят, намоленная.

«Как же так, Господи? Мне было так хорошо с Марком! Я даже говорила себе – так не бывает. Теперь я спрашиваю тебя, Господи, почему так? За что?»

Она поставила свечку за упокой, подошла к главной иконе, где было не слишком много места. Поставила свечи, начала молится перед иконой, мысленно, как умела. Люди молились, подходили, уходили. Ева стояла в оцепенении. Бесцеремонно перед ней встала полная женщина с такой же полной дочкой, подростком. «Проси, доча, проси! Бог даст все, что попросишь! Это отец наш небесный! Если ты попросишь у отца хлеба, разве он даст тебе камень? Проси, доча, проси!»

Фотография была довоенной. Ажурный край, потертый глянец. Муж выглядел на фото совсем юным, хотя ему было уже за тридцать. Короткая стрижка, модный пиджак. Он был высокий, ладный, с крупными чертами лица. Ольга смотрела на фотографию долго-долго, будто пытаясь окунуться в нее. попасть в то время, когда они были беззаботными, счастливыми, и еще не верили, что будет война. Разглядывая каждую деталь, притягивая воспоминания со всеми подробностями, чтобы не забыть, не отпустить, не растерять: выражение глаз, прикосновения рук, нежность губ, до боли знакомый запах любимого тела, она поглаживала фотографию – пальцы помнили ткань пиджака, щетину на лице, шелк непослушных волос.

– Почему ты не приходишь ко мне во сне? Ты мог бы присниться. Ты что, не хочешь меня видеть? – Ольга представила себя на фотографии рядом с мужем. – Могли бы обняться, теперь на фото были бы вместе. Постеснялись. Как я могу обнять тебя?

Усталым движением Ольга облокотилась на спинку стула, откинула голову назад, закрыла глаза. Вся тяжесть дня раздавила ее снова. Отекшие ноги невыносимо гудели в кирзовых сапогах. Спину ломило так, что не встать со стула. «Одиннадцать, нет, двенадцать операций за сегодня, а раненных все везут и везут», – закрывая глаза, она видела инструменты, бинты, салфетки – один и тот же калейдоскоп кружил, не отпуская. Черепно-мозговые травмы были по ее части, больше оперировать некому. Только разговаривая с мужем, с его фотографией, Ольга находила в себе силы встать, идти в операционную, снова и снова часами оперировать, забывая поесть, и не имея времени поспать.

– Видишь, я беременная оперирую…, а ты хотел, чтобы я ушла с работы, когда решим завести ребенка. Ты, наверное, ужасно рад, что у нас будет ребенок? Конечно, как может быть иначе. Имя надо придумать.… Ну да, я опять об одном и том же, который раз, прости. Да-да, я сейчас поем и отдохну. – Ольга попыталась стянуть сапоги. – Ты же знаешь, сапоги – по уставу, не разрешают без сапог. Попрошу на три размера больше. А вдруг грохнусь в обморок опять? В маске, со скальпелем и в огромных сапожищах, вот смеху то будет…

Ольга еще некоторое время смотрела на фотографию, белой рамкой очерченной в сумерках комнаты, затем, чмокнув изображение мужа, бережно уложила фото в сложенную квадратиком «похоронку», спрятала все привычным движением под подушку.

Муж ушел на фронт в начале войны. Он был инженером, мог бы получить «бронь» и уехать вместе с ней в тыл. Она знала, что муж этого никогда не сделает. Поэтому не спорила, а тихо умирала от предстоящей разлуки и дурных предчувствий. Похоронка пришла через два месяца. Чтобы не сойти с ума от горя, Ольга много работала, сразу начала хлопотать об отправке на фронт. К этому времени она уже знала, что беременна, но никому об этом не сказала. Родителей отправила к тетке в Сибирь. Назначение в прифронтовой госпиталь дали быстро, поскольку нейрохирургов не хватало. Ольга чувствовала себя на линии фронта, когда боролась за чужие жизни. Будто наравне с мужем. «Если бы кто-нибудь спас его там, как спасаю я других здесь».