Вадим Богданов - Книга Небытия

Человек бредил. Он говорил с Богом, а слушал его брат Безымянный. Безымянный слушал долго, не пропуская ни одного слова. А потом подозвал брата Среднего, тот знал латынь.

На привале они подошли к брату Большому.

Брат Большой был старшим из братьев. Он был самым мудрым, он слушал недолго.

– Этот франк одержим Чашей. Я встречал одного такого в войске гяуров… давно. Мы не повезем его в Мехт – он знает слишком много. Он – воин Чаши. Я покажу его Старцу Горы.

Брат Безымянный покачал головой.

– Старец слишком много стал думать о власти, больше, чем о служении Аллаху, брат Большой. Он может использовать новое знание во вред, – брат Безымянный всегда отличался осторожностью. – Но, может быть, я не прав?

Брат Большой задумчиво посмотрел на бормочущего свои странные слова изможденного человека, на франка.

– У нас будет время подумать об этом: путь долог. Дело Аллаха ждет нас в Аль-Хадже.

Братья тронулись в путь. Человек ехал с ними – иногда он открывал глаза и видел всадников. Один из них часто оборачивался к нему, и тогда человек видел голубые глаза, узко посверкивающие из-под зеленой чалмы.

Они называли себя «руки Аллаха» – они творили его волю. Их было десятеро – два раза по пять, две руки – десять пальцев, десять воинов-побратимов – два отряда по пять человек. Две руки. Часто они действовали отдельно друг от друга, иногда вместе.

У них не было имен, только прозвища. Они родились в разных странах, но все служили одному Богу. Для простоты и чтобы не смущать непосвященных, в этом месте и в это время они называли его Аллахом.

Братья пробирались через пустыню уже несколько дней. Франк поправлялся – нутро его было жилистым и крепким, как удавка, силы быстро возвращались к нему. Он больше не говорил с Богом – он выжил. Братья не спрашивали его ни о чем – Франк молчал. Франк ничего не просил – ему перевязывали раны, его кормили. Он благодарил за доброту молча. Братья уважали его отрешенность. Ему давали по несколько капель бальзама, тогда он спал прямо в седле, это был хороший сон – франк выздоравливал.

Прошло еще несколько дней.

Потом был оазис Аль-Хадж. Человека оставили с запасными конями за холмом. Братья вернулись скоро. Потом человек лежал на траве. Потом закапывал вместе с братьями трупы. Трупов было много, больше двух десятков – братья были хорошими воинами.

Человеку дали коня одного из закопанных. На лошадях других поместили какую-то поклажу. Медленных верблюдов оставили в оазисе.

На дневку остановились в небольшой котловине. Человек окунулся в жаркое душное марево – это был сон.

– Йал-ла! Йал-ла! – человека рывком выбросило из дремы, он вскочил…

Засада была устроена мастерски. Кругом визжали, выли – бешеные копыта взбили песчаную пыль – в лицо метнулась ослепительная сабля. Человек нырнул в сторону, бросился под брюхо лошади. Конь взвился, всадник вылетел из седла с разрубленным лицом – его достал брат Безымянный, только другой, из второй руки. Человек подхватил саблю убитого.

Вокруг рубились братья. Кто-то уже успел вскочить в седло. Нападавших было больше, но и умирали они быстро: братья были хорошими воинами.

Человек тоже зарубил кого-то, потом прикрыл спину одному из братьев, потом конник сбил его с ног. Человека подхватил брат Большой. Потом пришлось отбить двуручный меч, потом снова. Человек посмотрел в лицо нападавшему и узнал его.

– Годфрид! Ты?!

Лицо нападавшего исказилось.

– Ты еще жив, предатель! – тяжелый меч смел гибкую сабельку, бросил человека на землю, – Умри, пес, ты продал Храм! – Меч поднялся.

Человек закрыл глаза – давай! Над ним что-то резко щелкнуло. Брат Безымянный, на этот раз тот самый, отбросил разряженный арбалет и снова взялся за меч.

Человек вскочил – теперь он знал своих врагов, он узнавал многих. Сабля в его руках запела. Так учил драться Рыбак – на пределе. На пределе собственных сил и сил стали, так, чтобы клинок звенел – звенел, бился, вибрировал, как живой, пел не умолкая, так чтобы казалось еще чуть-чуть и сталь не выдержит бешеного напряжения, взвизгнет в последний раз и разлетится осколками. Клинок должен петь – только тогда сталь рассекает сталь.

И человек начал бой. Он разрезал норманнские кольчуги под белыми бурнусами, крошил арабские шлемы, опутанные слоями тонкого шелка. Его противники призывали кто Бога, кто Аллаха и умирали, скрючиваясь в белой пыли. Его несколько раз ранили – это были хорошие, добрые раны, из них текла кровь, а не гной. Потом человек увидел, что брат Мизинец опустился на колено.

Человек прикрыл его стальным вихрем, поддержал одной рукой… Человека залила чужая кровь. Потом оказалось, что врагов больше нет. Человек понял, что не может стоять, он неловко оглянулся – если он упадет, то уронит брата Мизинца… К ним подскочили братья, подхватили обоих, бережно уложили.

Брат Мизинец захрипел, он протянул руку – брат Большой сжал ее.

– Не отдавайте франка… он теперь… брат – кровь смешалась.

Брат Большой успокаивающе погладил слабую ладонь.

– Да, он теперь наш брат. Брат по крови.

Брат Мизинец закрыл глаза – он умер.

Брат Безымянный и брат Большой бродили по месту схватки.

– Брат Большой, посмотри сюда, – брат Указательный левой руки опустился на песок и откинул ткань с лица одного из нападавших. – Узнаешь?

– Да, брат, это Хуршах, я видел его в Бениасе, он верный пес аль-Джеббеля, Старца Горы.

– А это?

– Тогран – сотник Старца, его прислали из самого Аламута. Все эти люди отборные федаи. А здесь – смотри, брат, это гяуры. Гяуры, чтоб я сдох! – Брат Указательный чуть не подпрыгнул на корточках.

– Годфрид де Ферн, сановник Храма. А это? Брат Безымянный, ты узнаешь кого-нибудь?

– Да, многих. Я не знаю имен, но все они тамплиеры.

Брат Указательный снизу вверх посмотрел на старших братьев.

– Аль-Джеббель опять столкнулся с храмовниками, не иначе. А мы хотели ехать к нему в Алейку.

Брат Большой опустил глаза. Безымянный положил руку ему на плечо.

– Опасно не то, что Старец в сговоре с Орденом, а то, что он выступил вместе с ним против нас. Не думал я, что он когда-нибудь осмелится на это. Храмовники и хашишины – две самые большие силы на этой земле. Их стоит опасаться. Но, что связало Аль-Джеббеля и Великого Магистра? Ведь Старец совсем недавно отобрал у Храма крепость Апомею. Магистр должен быть зол, как семеро дьяволов.

– Чаша. И храмовники, и Старец рвутся к Чаше. Они еще не нашли ее, и поэтому они вместе. Когда найдут – вцепятся друг другу в горло, – брат Большой отвернулся. – Мы должны найти ее раньше. И мы найдем ее.

Костер бросал короткие багряные отблески на лицо франка. Франк лежал в центре мятущегося светлого круга. Раны его были перевязаны, в голове бродили терпкие дурманящие снадобья. Он проваливался в бездонную черную яму, он кружился на багряной огненной карусели. Он внимал каждому шороху вокруг, каждому всполоху огня, каждому вздоху собравшихся возле него братьев. Он не видел их, они стояли за гранью света. Только когда новая охапка сухой травы ложилась в костер, и пламя взметалось выше, резкие провалы багровых теней обозначали контуры их лиц.