Ксимена - Слуга Инквизитора. Повесть

Искусством траволечения и прочими премудростями врачевания, изготовления зелий и даже ядов Господин владел в совершенстве, тут равных ему не было. Не раз я был свидетелем его бесед со знахарями, аптекарями или монахами-лекарями. Помню, как вернувшись из зачумленного города, он рассказывал монаху-антонианцу из Госпитального братства, как мы избежали хвори. Брат лишь восхищенно качал головой, ахал и в конце возопил: «Да от тебя, инквизитор, сама госпожа Чума бежит, как от чумы!».

Вы не забыли про «бац»? Я – нет. Выполнял ли я обычные дела, отправлялся ли в леса или поля за очередной чудесной былинкой, я постоянно был начеку, шарахаясь от каждого звука в сторону. Из-за любого дерева мог выскочить Господин и – бац! Да-а, по-моему, «бац» продолжалось бесконечно долго. Получив днем пару-тройку раз по хребту палкой, я отчаивался. А ночью, лежа на тюфяке или сене, вспоминал слова Господина: «Ты должен стать последним слугой инквизитора!». Это немного вдохновляло и давало надежду, что я смогу, я должен почувствовать инквизитора.

В Озерном крае мой Господин вел себя довольно необычно. Встречался с разными людьми, подолгу беседовал с ними, выясняя какие-то подробности, а затем все записывал – занимался писаниной, как он однажды выразился. Очевидно, у него была какая-та тайная миссия, знать о которой следовало только посвященным.

Как-то мы несколько дней добирались до отдаленного селища, состоявшего из нескольких добротных, рубленных из темных бревен, домов. Один такой дом мы и заняли. Мой Господин часто был занят своей писаниной, а у меня было больше свободного времени для раздумий и практики в видении и трактовке знаков.

Теплым летним днем я гулял по околицам селища, присматривался к жителям, которые одевались не по-нашему: мужики носили усы и бороды, а женщины заматывали головы платками до бровей. И внезапно внутри появилось какое-то тревожное чувство ожидания, будто вот-вот что-то должно было произойти. Объяснить я этого не смог, а Господина тревожить по пустякам было неловко. Решил, что мне нужно внимательно присмотреться, прислушаться к себе, понять, почему возникло предвестие.

Остановившись у колодца, я вытащил бадейку, зачерпнул воду кружкой, привязанной к срубу, и медленно, смакуя, стал пить мелкими глотками. В то же время, я, как бы занятый важным делом, внимательно всматривался в каждую деталь пейзажа, где могла бы таиться угроза. Искал глазами хоть какой-то знак, который мог подсказать, что меня ждет. Тишина! Господь не хотел мне помочь.

По тропинке к колодцу шла пожилая женщина. Вспомнив слова Господина не приставать к жителям, я хотел было удрать незамеченным, но было уже поздно: она подошла совсем близко. Длинное платье до пола было по горловине и рукавам украшено орнаментом, сверху безрукавка, мехом внутрь, на голове повязан светлый платок. Язык не повернулся бы назвать ее старушкой, столько в ней было достоинства, спокойной уверенности в себе, величавости.

Я, сдернув с головы шапку, обнажил свои отросшие темные кудри и низко поклонился ей. Цепким взглядом окинув меня с ног до головы, она тоже слегка наклонила голову, наверное, приветствуя меня. Я мигом вытащил свежей воды из колодца, перелил в ее бадейку и смущенно спросил:

– Не разрешите ли мне вам помочь? Вам куда?..

Она пошла по тропинке вперед, а я с бадейкой следовал за ней. Поставив бадейку на скамью у крыльца дома, обернулся к женщине.

– Спасибо, сынок, – поблагодарила она и, улыбаясь, ласково погладила меня по голове.

Я оторопел, на секунду замерев под ее рукой, как зайчонок перед волком. Меня никто не гладил по голове. Господин, как всякий мужчина, был скуп на ласковые слова, не говоря уже о большем. Поклонившись женщине, смущенный, я убежал со двора и отправился в лес. Сколько времени я провел там, не знаю. Когда солнце скрылось за деревьями, я понял, что проголодался. Мало того, я понял, что голоден и мой Господин: он хочет мяса! Да где ж я тут возьму мяса?! Трактиров, корчмы или лавки тут нет, здесь живут только свои, а им нет нужды покупать еду. И тут я вспомнил ту женщину, приласкавшую меня: вдруг она выручит?

Я помчался в селище, подошел к ее дому и легонько постучал в дверь:

– Сеньора, мадам, миледи… – я запнулся, не зная, как правильно обратится к ней. – Простите, нет ли у вас немножко еды для моего Господина?

Увидев меня на пороге, женщина то ли испугалась, то ли смутилась, я не понял, да и некогда мне было задумываться об этом. Мне срочно нужно было раздобыть мяса для Господина!

– Да он, поди, такого и есть не будет, – ответила женщина в замешательстве, не поднимая на меня глаз. – У меня только пареная репа с мясом…

– Сеньора, он неприхотлив в еде, – я постарался убедить ее, видя, что она колеблется, и торопливо добавил, – я заплачу за еду, вы не думайте!

Я полез в омоньер на поясе, вытащил целую горсть монет:

– У нас есть деньги! Я заплачу…

В общем, к горшку пареной репы с мясом, женщина дала мне еще каравай душистого ржаного хлеба и целый кувшин молока, да еще завернула все в кусок холста, чтобы мне было удобнее нести.

От души поблагодарив хозяйку, я вышел во двор и почему-то переложил тяжелый узелок в левую руку. Закрывая за собой ворота ограды, я резко обернулся и поднял правую руку вверх над головой – бац! Удар пришелся по локтю, и боль прошибла меня до самых пяток.

– Это нечестно, нечестно! – завопил я, увидев моего Господина. – Я бы обязательно отбил удар, если бы не молоко!

– Мясо с чем? – поинтересовался Господин. – С репой? Пойдет. И чего тут нечестного? Я репу-то не очень…

– Да причем тут репа?! – продолжал я вопить. – Я почувствовал, слышишь, почувствовал! Я понял, как это происходит – само по себе!

Мой Господин быстро отвернулся, чтобы я не заметил его довольную улыбку, и пробормотал свое любимое:

– Ну, поглядим, поглядим… Мы задержимся в Озерном крае еще на день.

На следующий день он гонял меня по селищу, по полям, лесу, даже по болотам, выскакивая, как черт из сундука, из самых неожиданных мест… Испытание я выдержал!

В селище мы вернулись поздним вечером, уставшие до одури, но довольные. У нашего дома Господина ожидал местный парнишка. Поклонившись, он что-то сказал Господину.

– Благодарю вас, с огромным удовольствием! – ответил ему Господин и, повернувшись ко мне, приказал, – Санчо, возьми по паре чистого белья. Мы идем в баню!

Баня тут, в лесной глуши? Откуда? Здесь что, и бассейн будет, и девы, которые будут умащивать наши тела жиром и ароматными маслами?! Это уж совсем интересно!

Я метнулся в наш домик, зажег свечу и принялся искать нижние одежды для нас с Господином.

Я уже говорил вам, сеньоры, что Господин был щеголем. Мы всегда возили с собой белье на смену, а верхнюю одежду либо отдавали прачкам, либо я сам полоскал ее в реке или пруду (терпеть не могу эту стирку!). А вот выходные и парадные одежды мы всегда оставляли там, где останавливались на какое-то время. Мне казалось это расточительством, но когда я попробовал заикнуться об этом, Господин воскликнул: «Ну, ты крррасавчег!». И прочел строку из Евангелия от Матфея: «Не накапливайте для себя сокровища на земле, где моль и тля поедают…». Эти слова я понял сразу. И запомнил.