Кир Гвоздиков - Время Странника. Хроника Гирода

– Ганс, – отозвала Роксана своего кавалера по имени, идя с ним под руку. – Твой мундир не смотрится с моим платьем.

– Мне не идет красный, – съязвил Ганс. – Ты знаешь, что у дочери Императора любимый цвет синий? Мне вот синий больше к лицу.

– Конечно, – хмыкнула чародейка, – особенно когда ты пьян.

– Вдруг наш дорогой Император захочет выбрать синий цвет имперской символикой? То что тогда?

– Я все равно не расстанусь с красным, – наигранно улыбнулась ему Рокси, вскоре закатив глаза. – А его дочь молодая, глупая, наивная и чертовски самоуверенная в себе девка. Бесят такие, нахальные дуры. Ей всего двадцать, а ведет себя как базарная бабка с климаксом!

– Рокси, да ты всего лет на двенадцать старше, а в ровесницы ей сгодишься, – рассмеялся Ганс, стараясь сдерживаться на людях. – Прости, это смешно выглядит. – После он и вовсе стал пародировать свою спутницу. – Глупая девка, жизни не знает, вся такая-эдакая, хорошая, милая аж трясет.

– Замолкни уже, кретин, – рявкнула Роксана, ударив локтем ему в бок. – Вы, фон Бюрреры, лишены чувства юмора. Создатель, почему жизнь связала меня именно с ним? Интеллект, Ганс, – это не твое.

– Я стараюсь это исправить, – улыбнулся Ганс, не обращая внимания на агрессию со стороны своей дамы. – Книжки читаю всякие, слушаю симфонические произведения, в балетную школу решил записаться.

– И что же последнее ты читал?

– «О существах на Юге обитающих».

– Неужели? И что ты мне интересное расскажешь?

– Я пока что только иллюстрации полистал, и описания к ним прочел.

– Молчи, впереди царь, – лицемерно заулыбалась она, дабы никто не распознал ее истинного настроя. – Будь серьезней, капитан. Не смей сотворить глупость.

Они подошли к зеленому шатру с золотыми узорами в виде змей, из которого вышел высокий – выше Ганса – человек – смуглый, с длинным острым носом и темной бородкой, завязанной в косичку, с черными глазами словно бездна, с бритой головой, одетый в царскую рясу, исписанную золотыми узорами. Каждый палец украшался перстнем, а на шее висел царский медальон из чистого золота с огромным рубином по центру. Вид царя был истинно грозным и величественным.

Ксенофилиант не слишком жаловал имперцев, но им двигал инстинкт самосохранения: его войско все чаще проигрывает битвы, и Империя уже вторглась в его владения с северо-востока страны. Мирный договор был просто необходим.

– Говорить буду я, – шепнула Роксана.

– Конечно, ты! Я ж не маг, чтобы знать все языки.

Они нагнулись, тем самым приветствуя царя и отдавая ему дань уважения.

– Я не вижу Императора, – сразу без лишних формальностей начал Ксенофилиант своим низким, грубым голосом.

– Ваше Господство, – перешла Роксана на язык пустынь, отпуская небольшие нотки сарказма в его адрес, – наш могучий Император не прибыл по очень важным обстоятельствам и просто никак не мог присутствовать здесь сегодня. Он передает вам свои искренние извинения и просит вас, чтобы….

– Довольно этих официальных любезностей! – перебил Роксану царь. – И вы, и мы знаем, что это все пустые слова. Скорее гули начнут жрать друг друга, чем мы станем искренними друзьями. Лучше скажи мне, чем же Император так занят, что даже мирный договор с Мизрахом для него отходит на второй план?

– Это государственная тайна, Ваше…

– Ваша государственная тайна потопит вашу страну в войне!

– Нет, – чародейка сломалась и «показала клыки». – Скорее вашу мерзкую страну!

– Да как ты смеешь, – вскрикнул царь, возвышаясь над ней, как гора над пустыней. – Дрянная девка!

Ксенофилиант уже готов был ударить Роксану за ее наглость грубить царю – человеку, который правит второй по величине страной. Не успел он и поднять руки как перед ним оказался разъяренный Ганс, у которого глаза горели таким же огнем, как символ Империи, – такое же яркое пламя, которое полыхало внутри, – в душах, в сердцах имперского народа, когда они шли защищать свою землю при угрозе их близким и родным.

– Тронешь ее хоть пальцем, и я вырву тебе позвоночник, мразь! – прошипел Ганс фон Бюррер. – Я смерти не страшусь.

– Пусть твоя женщина следит за языком, иначе вы все тут поляжете! – сказал Ксенофилиант на родном для капитана языке, но с явным акцентом. В этот момент Ганс покраснел от стыда, ибо царь понял каждое произнесенное им слово.

Война считается, проиграна, если владыка на своей земле говорит на языке воюющей с ней страны. Люди царя уже держались за рукояти своих кривых мечей, ожидая приказа. Лучники натянули тетиву. Но кровь не пролилась, государь дал понять, что еще не время для сражений.

– Простите ее, она вспыльчива, – извинился за Роксану Ганс и повернулся к ней. – Рокси, милая, будь любезна соблюдать этикет, иначе эта грозная бука может обидеться и отрубить нам головы.

Улыбка Ганса раздражала и в то же время радовала Роксану. Что-то в ней было: немного бестолковый вид безнадежного фон Бюррера бесил ее, но его смелость, мягкость и игривость морского капитана все же вытягивала мужчину из недр ее ненависти.

– Может, мы поговорим о деле? – обошла Роксана Ганса, показывая всем, кто здесь главный, обращаясь к царю.

– Да. Но только после игр на Арене.

Из его голоса доносилась мягкость. Лживая мягкость. Видимо, сейчас он понимал, что не в той ситуации, чтобы угрожать имперцам, да и самого Императора не было, а значит покушения, которое так долго планировалось, не будет. Переговорщиков убивать смысла не было – это не изменит исход войны.

Переполненная Арена. Так много сидевших на своих местах вопящих и диких мизшет, готовые посмотреть на то, как проливается чужая кровь в муках и в страдании. Уже прошло три кровавых сражения, и Ловкач ждал своей очереди в темнице, чтобы выйти на песок, пропитанный кровью.

– Ублюдок, готовься. Сейчас твоя очередь, – сказал надзиратель с черной густой бородой и подведенными глазами. – Тебе предстоит биться с Азизом – чемпионом Арены.

На Арене участвовали либо рабы, либо дураки. Кто согласится биться на смерть до конца или пока сам не сдохнешь?

Проворный Кайс не походил на дурака, да и природа наградила его внешностью, далекой от южан. Хоть у него и был черный волос, но кожа его была светлой, а глаза цвета играющей в океане молнии. В них словно протекала, в прямом смысле слова, живая сила.

– Азиз, значит, – поинтересовался Ловкач. – Он полный остолоп?

– Это да, – сказал надзиратель, улыбаясь сообразительности простого раба. – Но зачем ему голова, раз у него есть сила.

– Он… – Кайс запнулся, пытаясь вспомнить слово на языке пустынь. – Самовлюбленный?

– Красив и горделив, – согласился с ним мизшет. – Тебе какое дело? Я поставил на него серьезные деньги.