Катерина Скобелева - Рассказы и сказки о странном и страшном

– Если возьмешь меня на работу, сможем видеться еще чаще.

Каждый платит за себя на европейский манер. Мы отправляемся на прогулку по Парку Горького. Доходим до станции метро, обнимаемся на прощание, я нежно сжимаю его руку. Завтра мы снова увидимся.

Я сажусь в метро и чувствую, как уголок губ начинает ползти вверх. Shadenfreude. О да, это немецкое слово я хорошо знаю. Неважно, какие карты подкидывает судьба, главное, как ты сумеешь их разыграть. Ум, сдержанность, находчивость – вот мои карты. Найти на Фейсбуке нужного человека, написать два-три сообщения в личной переписке. Но Ева оказалась настоящей находкой. Правда, я и не догадывалась про суицид. Но все к лучшему. Глупая Анна закончила жизнь на плахе, умная Анна – жила в тепле и в достатке. А король слаб, он еще может передумать. Все еще может сбыться. Главное – надо намекнуть Штефану, что все-таки судебное решение может понадобиться. Хорошо, чтобы Еву отправили куда-нибудь на лечение. Мне совсем не улыбается, сидя где-нибудь на скамеечке у пруда в Парке Горького, получить СМС «Я тебя вижу».

Никто и никогда не утверждал, что история великого героя ирландских мифов Кухулина была именно такой. Но никто никогда этого и не отрицал.

День как день. Раннее мартовское солнце оттиснуло светлые пятна на стенах Эмайн Махи, зарябило на щитах, что поставлены были на стенах, наконец, ласково укусило Кухулина. Двадцати с небольшим лет молодой человек спал, прислонился к широкому камню с руническим письмом на шероховатой поверхности – и спал. А над озером кружились бесконечные пары птиц.

– Эй, пес Кулана, проснулся б ты, что ли!

От дружеского пинка великий герой быстренько вернулся из потустороннего мира и протер глаза семерней. Пальцев на руках, а говорили, что и на ногах, хотя он редко разувался, у Кухулина было семь. Розовые такие, короткие пальчики, правда, достаточно гибкие. Конал Победоносный стоял перед ним и щурился, а солнце недоуменно чесало в затылке: «Ну и зачем надо было будить?» Кухулин тоже явно не обрадовался.

– Дейрдре сбежала, – пояснил Конал. Плащ его развевался и существовал будто сам по себе, красной змеей сбегая с плеч, струился по земле и все норовил забраться в озеро и промочить горло, но улад не обращал на плащ внимания, и тот в конце концов обиделся и незаметно обмотался вокруг ног Конала.

– Дейрдре сбежала, – повторил Конал, явно рассчитывая на реакцию Кухулина, однако в глаза ему смотреть избегал.

А глаза у Кухулина разгорелись, все семь зрачков, подобных рубину, завращались в разные стороны.

– Недаром сегодня я поднялся с левой ноги, и Серый из Махи повернулся ко мне левым боком, когда я возжелал оседлать его.

Конал поморщился. Слишком роскошное и витиеватое плетение словес было ему не по нраву. Правда, к Кухулину он неплохо относился и надеялся, что блажь с юноши сойдет, когда тот обзаведется женой, потомством да парой бычков из питомника в Куалнге. Впрочем, что взять с парня, происхождение которого равнялось по темноте и непрозрачности Великому озеру. Поговаривали, что он де вообще плод кровосмешения Конхобара и сестры его, однако на Конхобара (короля уладов) он был похож мало. Мысли эти проплыли в голове Победоносного, словно лососи, слишком быстро, чтобы схватить их за хвост, что, разумеется, не укрылось от внимания солнца.

– Итак, сбежала прекрасная Дейрдре, столь же мудрая, сколь проклятая, ибо прежде чем изошла она из чрева матери своей, издала она крик. И рожденный крик – обозначен был быть предвестников великих бед.

– Вот, вот, – кивнул Конал, – с сыновьями Уснеха сбежала.

– С миловидным Найси, белоснежнокожим и черноволооким, и братьями его?

– Зачем переспрашивать, сам все знаешь, – проворчал молочный брат Кухулина.

Он шагнул вперед, а так как плащ плотно стреножил его, неминуемо упал и рассек губу о древний камень. Как Конал ругался! Помянул нехорошими словами и камень, и того, кто поставил камень, и предков его до пятнадцатого колена, а камень между тем был священным, и ругать его не стоило. Конал поплелся промыть ссадину к озеру. Плащ злорадно хихикал в складках.

Кухулин же пошел проведать дядюшку Конхобара. Тем временем в городе половина уладов дрыхла на медноногих ложах, ибо всю прошлую ночь праздновали победу над Конахтом (точнее – победу в очередной вылазке, сама война казалась нескончаемой и длилась не одно эпическое поколение), но улады приободрились, и чаша с железными краями не раз передавалась по кругу, а распалившийся Конхобар грозился поймать Медб и протащить ее за косы аж до дома из Красного Тиса. На самом деле победа была более чем случайной, и улады радовались зря, просто воины Медб так усердно отмечали угон откормленных годовалых бычков, кстати, из окрестностей Эмайн Махи, что у них разболелись животы. Сейчас Кухулин вступил в дом дядюшки и прошел по деревянному полу; темные доски легонько скрипели. Уныло сидел на своем ложе под пологом Конхобар и смотрел в одну точку. Вокруг на ложе храпели телохранители короля, так что Конхобару приходилось все время отодвигаться от них, и смотреть в одну точку ему удавалось плохо. Наконец он заметил Кухулина, и между ними произошел следующий разговор:

Кухулин (с сожалением, участием и едва заметной долей злорадства):

– Дейрдре?!

Конхобар:

– Да. Сегодня утром. С Найси. И эту девчонку я вырастил в своем доме (спихивает телохранителя с ложа), открыл ей свое сердце и принял туда молочнокожую.

Кухулин подумал: «Староват ты был для нее, впрочем, в нашу архаическую эпоху значения это не имеет».

Произошедшее с Дейрдре, собственно, Кухулина не интересовало. Дерйрдре он пару раз видел, но считал слишком бледной и тощей и, к тому же, истеричной. Позднее он еще раз услышал о ней, вернувшись от Скатах. О ней и о смерти сынов Уснеха, о предательстве и о том, что спрыгнула Дейрдре с колесницы и разбила голову о камень, не пожелав двух иметь мужей в этой жизни. Но Кухулин еще этого не знал, да и вообще все, что не было с ним лично связано, долго не обдумывал. Сейчас он хотел одного – посвататься к Эмер – и в мыслях иного не держал.

– О прекраснейший из воинов, кристалл битвы, величественный Конхобар, нуждаешься ли ты в моем присутствии, а ежели нет, то смею ли я отлучиться на встречу с нареченной моей Эмер?

Конхобар одобрительно кивнул:

– Доброй дороги. Мчись, и пусть комья глины разлетаются из под копыт коня, и люди говорят: «И птицы не в силах опередить его колесницу».

Только Кухулина и видели.

Конал Победосносный крикнул со двора:

– Посольство прибыло. Песик наш! Завтра на пир просят.