Максим Форост - Расцветая подо льдом

– Он за ночь вырастает, – остановила Руна. – Табунщики говорят: там, где кони разгребут днём, там ночью он снова ложится. Как роса – вместо неё появляется.

– Ну, не знаю, – нахмурилась Власта. – Может, хоть теперь порядок наведут.

– Да кто! – Руна фыркнула. – Златик, что ли, наведёт? Такое порой сморозишь!… – она отвернулась.

Власта взглянула на Грача за поддержкой. Не вмешиваясь, он пожал плечами: это у них продолжение начатого без него спора.

– Что? Вам Златовид нравится? – спросил Грач, и какой-то холодный червячок заворошился в сердце.

– Ну, – Власта явно осторожничала, – Злат необычный. Он умеет располагать к себе. Нам таких не хватает. А что ты удивляешься? – она пошла в наступление: – Теперь все за него! Захочешь хорошо жить, придётся дружить с ним, и здороваться, и поддерживать знакомство.

Руна опять фыркнула.

– Да, да, да! – обернулась к ней Власта и погрозила пальцем.

Грач встревожено обернулся к Руне:

– И где сегодня этот ваш знакомый?

– В Приречье, – сообщила Власта. – Он смотрит, как живут люди и как налажено хозяйство.

– Скорые суды? – вылетело у Грача.

Руна тут же отошла в сторону. Власта неуютно замялась, а Грач только бессильно проводил Руну взглядом.

– Меня там не было, – напомнила Власта. – И к слову сказать, этот Изяс был знатный подлец. Ты сам его не любил.

– Причем тут это! – перебил Грач.

– Ведь это он предложил объявить тебя изгоем за то, что ты украл его жеребца.

Вот этого говорить не стоило. Грач облился холодным потом и молча выслушал. До сих пор для Власты и Руны он не был изгоем, а был другом. Это негласное правило их общения.

– Мам, ты совсем уже! – Руна охнула, ушла в дом и хлопнула дверью.

– Вот, ты посмотри на неё, – подосадовала Власта. – Второй день так со мной! А потом будет ластиться и лизаться: «Мамочка, ты меня любишь?»

Грач немедленно из упрямства встал на сторону Руны. Чем бы ему подколоть Власту?

– Кобылку у Изяса себе подобрали?

– Нет, – глядя в глаза, ответила Власта так, что Грачу стало стыдно. – Нет. Соседи решили оставить свою долю его семье. И я с ними.

«И тут как все, – подумал Грач.

– Бабка-то у него вправду была берегиня, – вырвалось у Власты.

Грач резко дёрнул за повод Сиверко. Вскочил в седло, бросил сверху, не глядя:

– Если кто забыл, то моя мать – лесная вила.

– Ой, конечно же вила! – опомнилась Власта. – Цветик, да ты что? Твоя мама мне дороже всех, Цветик! – окликнула она его, отъезжающего.

Тот полуоглянулся, махнул рукой, ладно, мол, остыну, прощу, и пустил Сиверко вскачь вокруг леса, к Приречью.

Глотая досаду и непонятную обиду, он миновал Велесов луг с перелесками и въехал в Приречье. Ржание коней и брань Златовида он услышал прежде, чем расступилась акация, высаженные вдоль края посада.

– Живей, семя кикиморы! – Златовид злился. – Раздели их, чтобы я посмотрел. Маститых ко мне, остальных – прочь. Чалых, соловых, пегих – этих прочь!

Открылся длинный конюшенный двор. Лошади носились туда и сюда, общинные конюхи били о землю кнутами, а стрелки ловили коней под уздцы. Возбуждение коней передалось Сиверко, и Грач резко натянул повод, осаживая его.

– Мироша! – скрывая ярость, позвал Злат ледяным голосом.

– Я, Златушка, – сутулясь, подбежал старый конюх.

Как коневод, Грач видел, что у половины двух- и трёхлеток были пороки неверного бега – «бочение», «шатание», «неправый шаг». Всё это легко устранимо у молодняка, но для этих коней пагубно, если выездку не начать этим летом. Иначе товарными скакунами трёхлеткам не стать.

– А скажи-ка мне, Мироша, почему у тебя ценная масть вперемешку с неценной содержится? Может, это не конюшня, а вольный табун в степи или тырло полевое?

– Златовидушка, – мялся старый Мироша, – у нас не по окрасам стояли, а по родословным, по поколениям…

Златовид злорадствовал. Он сам словил под уздцы буланую кобылку. Та затрепыхалась, забила оземь ногами, но Злат смирил её, притянув к земле голову. Он ловко управился с лошадью, а золотые его волосы развились на ветру. Даже высекая искры от ярости, он успевал красоваться. Злат был в кафтане, в верховых сапогах с маленькими шпорами.

А дорогую перевязь с тем самым палашом держал, скучая и стоя в стороне, Верига.

– А какой же родословной эта трёхлеточка, Мироша? – Златовид издевался.

– Я же говорил вам, Златовид Кучкович, – посмурел Мироша. – У нас, как положено, вёлся учёт, и всё писали в книгу. Да был пожар, и всё погорело.

Конюх Мироша в былые годы лупил пацана Златика почём зря, чтобы жеребят не распугивал. А то их, издёрганных, кобыла к вымени не подпускала. Теперь, вот, поди же, сам перед ним и оправдывается.

– Это что? Я у тебя спрашиваю, – Златовид, не брезгуя, раздвинул пальцами кобыльи губы. Он крепко держал лошадь за нижнюю челюсть. Кобылка, приоткрыв рот, выпростала язык поверх удил, точно хотела вытолкнуть их изо рта.

– Молодая же, – растерялся конюх, – глупая.

Глупая, но за эти глупости – спрос с конюхов. Удила и всё оголовье мешались трёхлетке, а значит она до сих пор к ним не приучена.

– Кто тут молодняк обтягивает? – дознавался Злат. – Покажи мне того гада, кто её оповаживал. Или что – он близко не подходил?

Злат бросил буланую, та замотала головой, ускакала к своим. Злат высочил на середину двора, коням под копыта и удержал яркую рыжегнедую с чёрной гривой кобылу. Та заиграла, но Злат остудил, огладил её, недобро щурясь. Потом стеганул кнутом по задним ногам. Кобылка заржала и взвилась свечой.

– На ноги у неё смотри! – закричал Злат. Испуганная кобылка, широко ставя задние ноги, унеслась в дальний конец двора и смешалась с немаститыми пегими и чалыми. – Это боевая лошадь? Это скаковая? Она в бою со скока собьётся, у неё задние ноги бегут шире родной задницы!

– Ну, Златовидушка Кучкович, миленький! – уговаривал Мироша. – Некому молодью заниматься. Говорю же, беда за бедой! Пожар в посаде, малый приплод, купцы из Калинова Моста так и не пожаловали, не дождались…

Мироша загибал пальцы, а Златовид выбросил кнут и перчатки коням под ноги да отошёл прочь со двора к Вериге и Скурату.

Грач издали присматривался: Злат был подавлен, плоскогорские кони нужны ему до удавки. Скурат и Верига в полголоса переговаривались, Верига, кажется, злорадствовал. Злат, должно быть, поклялся про себя припомнить ему это.

– Уберите коней. С глаз долой, – бросил Злат за спину. Конюхи не сразу, но управились, свели лошадей со двора, развели по стойлам, заперли.

Грач присвистнул, привлекая внимание. Злат мрачно посмотрел, потом приветливо кивнул – сейчас подойду, мол. Подходил он нарочно медленно, изображая усталость. Верига со Златовым палашом разглядывал Грача.