Вадим Кузнецов - Сказки старого Волхова

Через пару часов все телеса у Болеслава болели явственно. В руках почувствовалась приятная боль мышечная, а жар раскаленной печи давал о себе знать, и парень уже истекал потом.

– Ладно, милок! – сжалился кузнец, когда Болеслав в очередной раз опустил давно уже готовый, по его мнению, ножик в бадью. – Отдохни пока! Но чуть погодя заточить бы надо энту железку! Будет, будет из тебя толк! Оставайся на пару недель! А то и поболе. Знаешь же, что должок за тобой… Отработаешь да еще ремеслу обучишься, а после пойдешь, куда надобно. – И тут Горазд перешел на более спокойный тон. Он, видимо, очень нуждался в толковом подмастерье. – Запомни, сынок, лучше ремеслом кой-каким владеть, чем черной работой всю жизнь заниматься да по чужим домам и деревням шляться! Оставайся, в кузне поможешь, да и… Ну, сам знаешь…

Горазд усмехнулся, видимо чувствуя свою правоту. Понял Болеслав и то, что кузнец недоговаривал. На Олеську намекал, паршивец. Почесал Болеслав затылок, кивнул, и нехотя вышел из кузни, сопровождаемый укоризненным взглядом мастера. Надо при кузнице оставаться, а что еще делать-то? На Ладогу путь не близок, а кому он там нужен без умений да в одних обносках? А тут – еда, какая-никакая крыша над головой, да и девчонка замечательная! Но, главное, – его будет учить хороший мастер своего дела, а это дорогого стоит!

Через пару дней Болеслав начал понимать, что настоящий кузнец должен быть не только сильным, но и несколько грузнее. Шире в плечах, матерее. Ковать сталь получалось, но руки и спина сильно уставали, что порою для готовой продукции губительно. То не доковал материал молотом, то недодержал в печке. По-разному бывало, но Горазд оказался хорошим учителем, не столько строгим, сколь справедливым. Старый кузнец помогал в освоении своего дела и не сильно за огрехи наказывал. Чаще Болеслав просто переделывал то, что успел испортить накануне. А ковка доставалась несложная: простые сельхозорудия, домашняя утварь, колечки для девушек, небольшие ножи, кинжалы, наконечники для стрел. Боевые мечи Горазд ковал самолично, не доверял пока, хотя простой нож Болеслав себе уже сделал.

Двор Горазда располагался далеко от окрестных деревень, но кузница стояла на большой проезжей дороге, что позволяло получать солидные барыши со всех проезжающих мимо воинов. А куда им сначала ехать? Конечно, нужно наперво доспехи да оружие сладить, а опосля – в бой, ну, или отдыхать от дел ратных.

В делах любовных все чередом своим шло, не шибко часто, но сладко и страстно. Олеська вновь показалась на сеновале, чем порадовала. На этот раз никаких явлений да препон ночных не было, поэтому голубки смогли основательно друг другом насладиться.

Родители девушки не вмешивались, смотрели со снисхождением, не приветствуя, но и не препятствуя. Горазд за столом, да и в кузне об этих вещах помалкивал, Болеслав тоже не заикался. Наверняка, хитрый кузнец выжидал, когда Олеська понесет от пришлого. Надеялся отдать замуж свою хромоножку, да и заодно укрепить хозяйство.

Днем ни Олеси, ни ее матери Румяны, Болеслав обычно не видел. Те занимались сбором урожая, заготавливали припасы на зиму. Стоял первый теплый месяц осени, без ночных холодов. Иногда шли мелкие дожди, для хорошего урожая полезные, да и в лесу уродилось много грибов и ягод. Поэтому в трапезной часто появлялись боровики, сдобренные луком или другими овощами. Болеслав, всякий раз видя грибы, вспоминал пропавшего брата своего и хмурился. «Где ж ты, Первуша, братик заблудший?»

К концу третьей недели, когда Болеслав совсем освоился, оказалось, что пора кому-то на ярмарку в стольную Ладогу ехать. Товар кузнечный продать да и подкупить чего, требующееся по хозяйству. Удачливый подмастерье уже мечтал увидеть большой красивый город, но кузнец хитрил, не желая его отпускать. Были у Горазда свои задумки на эту торговую кампанию. И связи имелись, и люди надежные ратные, что в дороге от лихих разбойников уберегут. Однако дальнейшие события переменили решение кузнеца.

В утро третейника проснулся Болеслав от громкого крика.

– Не поеду! – раздался зычный незнакомый бас.

– Как энто? – ответил Горазд. – Почитай года два ты сопровождаешь дочу мою али жинку.

– И с дочкой не поеду, и с жинкой. Ни с кем не поеду. Своя рубашка ближе к телу.

– Матвей! Да я ж тебе постоянно коня подковываю, да и кольчужку латал намедни. Было ж дело.

– За работу сторицей оплачу, но по тракту проклятому не пойду. И не проси! Лес в последний год стал темен да неласков. Лешаки проклятущие мутят-крутят. Порою по полдня ходишь, чтобы выбраться из глухой чащобы. А еще, сказывают, лихие люди завелись. Целая шайка, дюжины две бесчинных грабастиков. Обдирают народ и не щадят. Режут, да не до крови, до смерти режут, сволочи! А еще про них поговаривают, что человечинкой не брезгуют во трапезе.

– Ах, вот оно племя младое, трусливое! Чуть что – в кусты, да? Неужель, ты, княжий гридень, супостата убоялся? – грозно спросил Горазд.

– Не боюсь, но опасаюсь. Сам пропаду, да и не помогу ничем. Что я один против доброго десятка? Дождитесь торгового поезда 1 1 Поезд – ряд повозок, следующих друг за другом. , через неделю же со всех деревень пойдут. С охраной доброй.

Повисло неловкое молчание. Болеслав осторожно полез к знакомой дыре у крыши сарая.

– Неужто и со мной не поедешь? – раздался голос Олеси, и Болеслав улыбнулся, но сразу замер, ибо интересно было, что ответит заезжий воин.

– Нет, Олеся. Сама знаешь, почему?

– А почему? – строго спросил Горазд, заслоняя собой дочь.

Болеслав уже смотрел в щель сарая на эту сцену, и видел, как кузнец пронзительно свербит глазами богатыря. А тот гляделся весьма знатно: кольчужная рубашка, шлем маковкой, штаны синие, сапоги кожаные. Подпоясан мечом, на спине щит алый, с ликом Ярилы. Наверняка, и гривна серебряная на шее имелась, только отсюда не видать.

– А потому! – заупрямился Матвей и отвернулся.

И тут понял Болеслав, что настал час его звездный. Протер глаза, отряхнул соломинки да портки подтянул. Шапку нахлобучил, да и выскочил на свет ясный.

– Мастер Горазд, дозволь мне поехать!

– Че…

– А, ну все понятно… – пробурчал вой, и побрел со двора, что-то гнусавя под нос, слышное лишь ему самому.

Сел на доброго коня, взлетел и вдаль поскакал, не щадя бока животины. И опала листва, да вновь поднялась трава на том самом месте, где стоял ранее могучий воин.

– Олеська! – прорычал кузнец, но сразу умолк.

Болеслав и так все понял, а прилюдно себя да Олесю позорить негоже. Ясно, что Матвей этот ранее с ней миловался. А вчерась, видимо, отказала богатырю девица. Значит, не люб ей дружинник княжий, а он, подмастерье, от горшка недавно к железу приученный, стал мил и желанен. Вот оно как в жизни бывает.