Надежда Сухова - Год дракона

– Он убедил тебя, что это было самоубийство?

– Нет, он помог сплести в единую картину всю ту информацию, которую я собрал в ходе расследования. Если хочешь, я познакомлю тебя с деталями.

– Будь добр.

– Я старался подробно описать это в дневнике, и будет лучше, если ты прочтёшь его, – Вовка взял у меня фотографию и убрал обратно в папку. – Мне самому неловко рассказывать об этом.

Я покачал головой, как будто понимал природу этой неловкости. На самом деле ничего я не понял. В моей душе лишь зародились неприятные догадки: что такого могло произойти с нашими отцами, если брату неловко об этом говорить?

– Ты не показывал своё расследование прокурору? – спросил я, чтобы отделаться от мыслей.

– А смысл? – Вовка слабо улыбнулся. – Дело закрыто, состава преступления нет ни в официальной версии, ни в моей. Я просто должен был выяснить правду, должен был понять природу своей сущности, её сильные и слабые…

– О какой сущности ты всё время говоришь? – нахмурился я.

Вовка взял паузу, смотрел на меня из-под бровей, наклонив голову вперёд. Я видел, что ему очень хочется чем-то поделиться со мной, но он не доверяет мне. Боится, что я сбегу или сдам его властям. Возможно, у него есть какая-то проблема типа алкоголизма, справиться с которой в одиночку он не в силах. Правда, ни на алкоголика, ни на наркомана Вовка не походил. Возможно, у него имелась не такая приметная, но не менее пагубная зависимость – клептомания, например, или тяга к азартным играм. Может быть, даже какое-то сексуальное расстройство или маниакальная страсть к извращённым убийствам.

Мне стало страшно. Так страшно, как будто я увлёкся погоней за бабочкой и вдруг оказался в глухом лесу, окружённый людоедами. Я проворонил момент, когда безопасное место стало опасным. Я так сильно ждал возвращения брата, что даже мысли не допускал, что за восемь лет он может измениться до неузнаваемости. Мне вдруг вспомнились слова директора детдома, который требовал с Вовки справку, что из армии он ушёл по причине окончания срока контракта, а не по причине психического или иного расстройства.

Однако и за этот страх мне было стыдно. Неужели братские узы уже ничего не значат для меня? Неужели я готов бросить Вовку только потому, что он мучается нестерпимым желанием что-нибудь украсть?

Я моментально поменял нас местами и представил, как бы повёл себя брат, обнаружься у меня такая мания. Он бы не отступил. Он возил бы меня по врачам. Был бы рядом в моменты приступов. И даже если бы я кинулся на него с ножом или в припадке оскорблял его, он ни за что бы не оставил меня. А я-то вот трусливо поджал хвост и малодушно подумывал о побеге.

Мне стало противно от своей трусости. Настолько противно, что я мог бы ударить себя, будь я один в комнате. Брат пожертвовал бы всем, чтобы излечить меня, а я не был готов даже выслушать его, не позволяя поделиться с близким человеком своей «страшной тайной». И ведь вполне допустимо, что именно эта возможность поделиться, это доверие и были основным лечением. Теперь я был почти уверен, где Вовка пропадал четыре года после окончания службы: лечился от своей мании, боролся с негативной стороной той сущности, о которой пытается мне сказать. Он избавлялся от своих демонов в одиночку, чтобы предстать передо мной нормальным человеком, но в какой-то момент понял, что без помощи брата ему не обойтись, и потому приехал за мной.

Все эти мысли огромной волной нахлынули на меня, а потом, как водится, отступили, оставив на полосе прибоя неприглядные останки моего малодушия. Думаю, Вовка заметил те чувства, которые я испытал во время этого странного прилива. Потому что глаза его сначала смотрели испытующе, а потом потеплели.

– Я говорю о сущности нашей мамы, которая передалась и нам – мне, тебе, Максику. Это… странное свойство… убило наших отцов. Люди не могут долго находиться рядом с его носителем: они просто сходят с ума. Мы трое – были маленькими, и наши сущности ещё не окрепли в то время. Можно сказать, мы были почти безобидными. А вот мама была сильной, потому что она стопроцентный… – брат споткнулся и произнёс едва слышно: – …дракон. Мы же с тобой и Максик – помесь, поэтому наши способности начинают проявляться не с рождения, а на исходе второго десятка лет.

– Погоди-погоди, – я чувствовал, что сейчас утрачу нить разговора. – Ты опять сказал это слово – «дракон».

Вовка смерил меня взглядом, словно оценивал, какую дозу бредовой информации я смогу переварить.

– Ты не ослышался, она дракон. А мы – дракоиды.

Я прыснул со смеху:

– Ты ведь говорил, что это какой-то отряд. Разве такое передаётся по наследству?

– Тогда я назвал это отрядом, чтобы немного смягчить правду. Иначе ты бы мне не поверил.

– Хочешь сказать: драконы существуют? – я уже хохотал, не сдерживаясь.

– Я понимаю, что тебе трудно осмыслить всё это, поэтому постараюсь как-нибудь попроще рассказать, – Вовка отложил папку и уставился на меня. – Скажем так, один из экспериментов генных инженеров позволил скрестить ДНК дракона с ДНК человека…

– В каком НИИ это было?

– Не здесь.

– Ну где «не здесь»? В России, в США, в Японии – где?

– Это было сделано не в этом мире и не людьми.

– Но из людей, – мне было до слёз обидно. Я столько лет ждал возвращения брата, я был готов принять его любого: безногого, парализованного, оглохшего – с любым физическим недугом, но только не сошедшего с ума. Я не знал, что делать в такой ситуации. Интуитивно я чувствовал одно: не надо убеждать брата в том, что драконов не существует. Пока он псих тихий, не стоит выводить его из этого равновесия. Но что мне делать дальше, я не представлял. Уж точно не бежать. Побег и в моей, и в жизни брата всё изменит в худшую сторону: меня вернут в детдом, где я буду дожидаться совершеннолетия, чтобы потом пойти в армию, вернуться к разбитому корыту и начать потихоньку обустраивать свою жизнь. Вовку, скорее всего, арестуют и упекут в тюрьму или в психушку, где я его буду навещать, отслужив в армии. К тому же я чувствовал, что не смогу бросить брата сейчас, в таком состоянии. Ведь он не виноват, что война покалечила его мозги, а если ещё и родной человек от него отвернётся…

– Ты можешь уйти в любую минуту, я не буду препятствовать, – после недолгого молчания заговорил Вовка. – Но я тебе советую остаться и во всём разобраться, потому что от меня сбежать ты сможешь, но убежишь ли ты от себя? Твоя сущность будет крепнуть год от года, и в один прекрасный момент ты поймёшь, что больше не можешь её контролировать. Она будет управлять тобой. Я знаю, о чём говорю, потому что сам столкнулся с этим в армии. Изнурительные марш-броски и множество ненужной работы, которую мы делали, не спасали меня от приступов, а те становились всё сильнее. Я боялся, что в мирной жизни не смогу заглушить это и сойду с ума, поэтому остался на контрактную службу. Но она не только не спасла меня, но и всё усугубила. Я не хочу, чтобы ты повторил этот путь. Поэтому я готов помочь тебе прожить этот период с наименьшими потерями.