Ян Кириллов - Воин Света из Старого Оскола

Яркий солнечный день. Уже не бабье, а самое натуральное лето. Юг. Искрящееся море. Света обнаружила себя на краю высокого утёса. Вокруг были подружки, знакомые, и даже мама. Все прыгали в воду, весело кричали и хохотали. Но Света не спешила – замерла, глядя вперёд. На фоне горизонта стояла подводная лодка. Она узнала бы эту лодку из тысячи. Огромный, видимый за километры, над этой лодкой развевался андреевский флаг.

– Давай к нам, Света! – рядом, на утёсе, она заметила маму. Та с разбегу, поджав под себя ноги, прыгнула в море. – Ту не высоко! Это только кажется! – крикнула она уже снизу.

На подлодке стоял мужчина. Издалека его почти не было видно, но, при виде него, у Светы участилось сердцебиение. Мужчина помахал ей рукой и прокричал в рупор её имя. Страх ушёл, растворился как последние воспоминания о былых потерях. Света сделала шаг со скалы.

Один миг. Вспышка. День сменился ночью. Утёс – балконом. Скала – домом. Рука дёрнулась быстро, сама, древним хватательным инстинктом, и зацепилась за край балкона. Левая чуть не соскользнула. Край был испачкан липкой красной жидкостью. Только теперь Света поняла – это её кровь. Пришлось перехватиться правой рукой. Сил едва хватало, чтобы держаться, а подтянуться и выбраться казалось невозможным. Оставалось только кричать.

– Помогите! Мама! – никто не слышал. – Ма-ма!

Никогда ещё Свете не было так страшно. Вдруг мама спит? Вдруг балкон закрылся от порыва ветра? Слышит ли кто-нибудь или все спят?

Чья-то рука крепко ухватила запястье. Света посмотрела наверх. Это была не мама.

Лёжа на ковре, она дышала часто и глубоко. Мама суетилась неподалёку, в поисках бинта. Чтобы успокоиться и понять, что произошло, Света глядела на люстру. «Висюльки», как она называла декоративные элементы старой советской люстры, переливались ярким жёлтым цветом. Почти как звёзды, как блики на воде, которые она видела недавно.

Мама нашла бинт и, приговаривая «Светочка, родная моя, что ж ты с собой делаешь! Ведь всё было нормально», смазала рану йодом и забинтовала. Валентина не знала, куда себя деть, проклинала себя, называя плохой матерью. Света же, как и тогда, в милиции, была спокойна. Больше всего её интересовал один вопрос…

…Кем были те двое, что сидели рядом, на ковре?

Одну нежданную гостью узнать было непросто – её облик изменился. Волосы укоротились и стали темнее. Другой – парень, может быть, на год младше девушки – был Свете незнаком. Полторы минуты назад, и как будто в прошлой жизни, Светины пальцы скользили на краю балкона. Ещё немного, и девочка пролетела бы восемь этажей и встретила асфальт. Это была бы последняя встреча в её недолгой жизни. К счастью, бывшая рыжая вовремя ухватила её запястье.

– Руку давай! – крикнул парень и вцепился в левую, окровавленную, ладонь. Когда её тянули вдвоём, левая рука болела, и всё же это была приятная – спасительная – боль.

И вот она лежала на ковре своей комнаты, возле тех, кому обязана была жизнью.

Мама закончила перевязывать рану. Голова пришла в норму.

– Спасибо, – прохрипела она, поднявшись. Голос немного сел от крика.

– Так! – Валентина встала, выпрямилась и поставила руки в боки. – А ну, все вместе идём на кухню, чай пить!

– От чая бы я не отказался, – улыбнулся парень. – А с чем?

– С объяснениями!

Рыжая, всё-таки, изменилась. Попивая горячий напиток, Света глядела на неё неотрывно. Почти как тогда, на улице и в парке. Она предполагала, что ответ придёт быстро, но чтобы через полдня…

– Как тебя зовут?

– Друзья зовут меня Мара, – бывшая рыжая протянула руку.

– Врёт она, – усмехнулся парень. Та ткнула его в бок. – Обычная Маша. Марой только она себя называет.

– Ну, что ты всё портишь?

– Ничего не порчу. Что за дурацкое имя – Мара? Мара – дитя кошмара. Мара, дай скипидара.

– Заткнись!

– А я не заморачиваюсь с именами. Я – Костик. Ты должна меня помнить, – ловким движением, он надел тёмные очки. Света раскрыла рот. Теперь-то всё встало на свои места. Или почти всё.

– А я постоянно говорю – это у него очки Кларка Кента. Без них никто не узнаёт.

– Ага, – Костя снял очки и положил в карман. – Учись! Косяк.

– Что сразу косяк?!

– Так, давайте потише, оба, – вмешалась Валентина. – Соседи спят.

– Извините, – Костя отхлебнул чай. – М! Вкусно. Никогда ещё на заданиях чаем не угощали.

– На каких заданиях? Вы кто вообще такие?

– Мы работаем на одну организацию, – ответила Маша. – Я не могу вам её назвать. Уж простите. Секретность.

– Спецслужбы, значит?

– Нет. Берите выше. Но, вы, тётя Валя, всё равно ничего не запомните. Зато ваша дочь… – Маша значительно оглянулась на Свету. – Вы, конечно, не знали, но она у вас – нон-фикс.

– Опять ты путаешь, косяк. Нон-фикс – это не сам человек, а идея, которую не получается или невозможно зафиксировать.

– Сам ты косяк! Это не суть важно, – она обратилась к виновнице чаепития. – Сегодня в парке ты меня напугала. Я серьёзно! То, что я изменилась – не удивляйся. Это у нас вроде наказания. Если напоролась на нон-фикс, и он тебя узнал…

– Ко-сяк.

– А ну, заткнись! Так вот, если он тебя узнал – меняй внешность. Это ещё самое мягкое. У нас с этим очень строго.

– Слушайте, а если мама ничего не запомнит, а я, как вы сказали, нон-фикс, может скажете, что вы за контора? Я никому не скажу, клянусь.

– Только на крови не клянись, – добавил Костик.

– Неуместно! – сделала замечание Маша. – Организация, где мы работаем – часть иерархии. Над ней – ещё одна, более тайная и сильная. Над той – ещё одна. Если ты узнаешь их названия, нам придётся тебя убить. Это не выражение, а в прямом смысле.

Оба – и Костик, и Маша – одновременно получили СМС.

– Времени мало, – сказал Костя. Маша поднялась и, подойдя к Валентине, положила ей руку на плечо. Попросила отойти. Костик обратился к Свете: – Бери ведро, мыло и тряпку, набери тёплой воды и пошли на балкон.

На балконе, Света тщательно оттёрла уже успевшую высохнуть кровь. Пришлось потрудиться.

– Таких как ты, мы называем «нефиксируемые», – пока Света мыла край балкона, объяснял Костя. Снова надев очки, он глядел куда-то вдаль. – Фиксация – это внушение определённых воспоминаний. Примерно девять человек из десяти легко поддаются фиксации. Но бывает, какая-то идея, мысль, воспоминание – въедается в память. Её трудно удалить, как то же пятно. Это пятно и называется «нон-фикс».

Девочка прекратила мыть. Посмотрела на Костю как на демона.

– Мой отец – пятно?

– С твоим отцом, – вздохнул Костя, – всё сложнее. Если бы ты знала правду, ты бы не хотела его искать. Ты бы постаралась о нём забыть.

– Это почему?

– Не могу тебе объяснить. Не имею права.

«Какое удобное оправдание, – подумала Света. – Не имею права! Конечно. Когда ты исполнитель, за тебя думает начальство. Всегда ссылайся на него. Так ведь легче, проще!»