Любовь Сушко - Волхв, сын Славена. Славянская сага

– Я прошу тебя чуть больше ласки ей и внимания, а любить ты волен кого хочется.

Князь понимал, что следует прислушаться к ее словам, даже исполнит то, что она желает. Но память коротка, как легко ничего не делать и получить все, что хочется.

Морена хорошо понимала все его чувства, с горечью сознавала, что почти все ее усилия пропали даром. Хотя Марфа почти сразу очень изменилась, она стала смелее, упорнее. Готова была хозяйничать в замке, иногда даже приказывала. Ведь отпали сомнения в том, что она бесплодна, появилась надежда, что подарит князю ребенка, о котором он мечтал, из-за которого их женитьба и затевалась.

Постепенно она становилась княгиней, и те девицы, которые ждали ее крушения, теперь разочарованно отошли в сторону.

Русалка видела гром и молнии, ей было ведомо все, что произошло, но она ничего не хотела рассказывать князю. Пусть он остается в неведении, ведь это не самое худшее из всего, что с ними могло случиться.

На этот раз все происходило чудесным образом. Княгине не надо было так долго мучиться и ждать появления ребенка. Он появился на свет уже через три месяца, после того, когда Марфа столкнулась со змеем, и оказался крепок, могуч силен, словно ему уже полгода от рождения было. Удивлялись старухи-повитухи, а Рожаницы, которые никак не могли пропустить такого рождения такого малыша, все время говорили о том, что будет он расти не по дням, а по часам, и судя по всему эти загадочные пророчества сбудутся.

Но тогда в бане оказались кроме старух и еще кто-то из воинов, там точно был Дубыня. О том, что мог бы появиться и князь, никто не вспомнил. Да его и не было в городе, уже несколько дней назад он отправился куда-то ни о чем ее не предупредив, а Дубыня если и знал, куда тот отправился, то молчал, словно в рот воды набрал, да она и не расспрашивал. Захочет сказать, сам скажет. А если нет, так просить его бесполезно.

Князь Славен же отправился в то время в степи, чтобы навестить своего брата Скифа, но об этом его близким не обязательно было знать.

Княгиня же думала только о наследнике, и если бы Славен пропал куда, она бы тоже это не сразу заметила.

Она думала накануне о том, что бессмысленно требовать то, чего тебе никогда не дадут. Вот и молчала сердито. А вся ее нежность и любовь должна была достаться ребенку. А сам Славен пусть живет так, как ему хочется, ведь давно известно, что не стоит будить Лихо, пока оно спит.

Возвращаясь из похода, князь отправил дружинников в град, а сам свернул к озеру, чтобы сначала навестить Анфису, поговорить с ней, а потом отправляться домой.

Русалка знала, что он появится и мучилась, говорить ли ему сразу, что у него сын родился и отправить его туда или немного подождать, побыть с ним, а потом обо всем и рассказать. Но так она ничего и не решила, сколько не старалась. Она тут же сообщила о том, что приключилось, пока он странствовал.

Славен не улыбнулся даже, будто у одной из служанок, а не у княгини родился сын.

– Неужто он так собой владеет. Или ему все равно? – думала Анфиса.

– Они все там так радуются, -снова стала говорить она, но князь перебил ее.

– Я спешил к тебе, даже у брата задерживаться не стал, а ты хочешь поскорее меня отправить прочь? Это не твой сын, значит и не мой тоже, – отрезал князь, словно они говорили о ком-то чужом и далеком.

Теперь русалка видела, что это не притворство, хотела закричать о том, что он еще об этом пожалеет, но видя, что он и так на нее сердит, сдержалась, и решила больше этого не касаться. Да и радовало ее и грело, то что он только о ней и думает.

Князь пробыл у озера дольше обычного. Марфа знала, что дружина вернулась, не было только самого Славена. Она не сомневалась, хотя они все молчали, что он свернул к тому самому озеру.

Она не хотела об этом думать, но и сыном его не удержать, тут верховодит мертвая девица и всем заправляет она одна.

Так тяжко стало у княгини на душе, что она прорыдала всю ночь, остановилась только когда громко заплакал ребенок. И снова она стала думать о сыне и наследнике. Он принадлежал только ей одной, и стал ее радостью.

№№№№№

Пришлось русалке напомнить, что Царь Морской им говорил, будто главный чародей на земле родился, многое ему будет подвластно в этом мире.

– Да, Перун что-то снова задумал, – все это неспроста, -говорил Славен.

– Будь осторожен, не отдавай им ребенка, а они уж найдут как у тебя его отнять.

Славен видел, что Анфиса чего-то ему не рассказывает, чтобы пощадить его и не лишать заранее покоя. Но он не сможет относиться слишком спокойно к этому парню. Даже если он оставит ему все земли в наследство, но любовь и тепло он отдать не сможет, потому что нет их в душе.

И по тому, как долго он оставался на берегу, она поняла, что он совсем не любит этого парня и его мать. Ее слова предостережения – звук пустой

А между тем ребенок громко, почти яростно кричал, возвещая о своем появлении на свет. И все должно было происходить по-другому.

Слушая его крик, Марфа вспомнила слова ведьмы, которая была в то время с ней.

– Я никогда не видела таких детей, это божественный отпрыск, но какая странная у него будет судьба.

Княгиня хотела спросить о том, что же в судьбе его такого неожиданного, но та так взглянула на нее, что оставалось лишь замолчать и ждать того часа, когда тайное станет явным.

– Не будет он тебе принадлежать, – только и отвечала ведьма, – да и никто в этом мире не сможет с ним сладить, и не старайтесь. Но красавец, каких прежде не бывало и потом не будет. Сколько всего и доброго и скверного он сотворит, трудно сказать, сколько душ он погубит.

Ведьма, словно испугавшись своих слов, тут же замолчала, а княгиня, запомнив каждое слово, боялась даже думать, что услышала в ту ночь.

Но она была свободна от бремени, почти счастлива и весела. Она гордилась тем, что родила чудного ребенка, ему вся ее любовь и достанется…

№№№№№№№№

Славен появился во дворце только на рассвете. Он спокойно отвечал, что только что вернулся.

– Я знаю все, даже больше, -как —то неопределенно бросил он, – у нас есть наследник, вот и ладно, отдыхай.

В холодности было что-то зловещее. Он даже не приблизился к ее ложу, не высказал радости, едва взглянул на младенца в руках у служанки.

Было горько и обидно. Но Марфа уже привыкла к такому отношению, и не роптала.

– Он все-таки пришел, – говорила она, словно это было высшим даром для нее. Но младенец вроде был не согласен с такой покорностью, он снова яростно заревел. И она сама подошла к люльке, чтобы на него взглянуть.

Он возмущался тому, что видел и слышал, хотя сама княгиня не поверила быв то, что такое может быть.

– Он даже не взглянул на ребенка, на сына, – говорила она Дубыне, как только тот повернулся к ней.