Дмитрий Попов - Кольцевая дорога

Камни Кинжального моста, как я уже говорил, были сглажены временем и непогодой. Кроме того, они подмерзли и оттого стали скользкими. Некоторые из-за трещин могли разрушиться прямо под ногой. Приходилось наступать на них очень осторожно, чтобы ненароком не сорваться в стылую зимнюю воду. От такого купания может быть, и не умрешь, но долгая и мучительная горячка тебе будет обеспечена. Нисколько я в этом не сомневался. Поэтому и цеплялся за мерзлые камни так крепко, как только мог. И не я один – все мы так шли. Одного не могу понять: как не сорвались наши кони? Особенно Людвиг Марш, он ведь нес на себе весь наш груз. Да и Эсмеральда, обычно горячая и нетерпеливая, как собственная хозяйка, на мосту вдруг повела себя на удивление смирно. Видно, умная лошадка все понимала, иначе она бы не дошла – обязательно сорвалась бы в воду и утонула.

Мне потом этот переход даже снился. Много раз, как ночной кошмар. Потому что во сне ни разу я не добрался до заветного острова. Сам подскользнусь или камень под ногой треснет, только одна мне дорога была – в воду. А уж вода-то как была холодна! Мочи не было терпеть: враз дыхание обрывалось, и уходил я в нее с головой. Так, что ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. Ну и тонул, понятное дело, сжав зубы от страха и холода. Зато просыпался потом весь в поту. Только пот этот был холодным.

Так вот шли мы по мосту, шли. И дошли до половины. Дальше вроде полегче должно было быть. Но тут солнце село, и наступила темнота. Вот беда-то. Я уж подумал: тут нам и конец. Однако пошли мы дальше. Поползли почти на ощупь. Оказывается, при слабом свете звезд все же можно было разглядеть эту проклятую тропу. Вот мы и шли, цепляясь на склизкие камни. На которые к тому же еще лег ночной иней: так стало холодно. Руки у меня вконец замерзли и почти ничего не чувствовали. Зато рубаху можно было выжимать, настолько она напиталась потом.

К счастью, все в этом мире имеет конец. Так сказал мастер Тиль, когда нас подбадривал. Закончился и этот мост. Кое-как выбрались мы на остров. На крошечную ровную площадку у самых скал, каменный такой пятачок. И рухнули в изнеможении на эти самые камни, которые кто-то постарался обтесать. Без особого, впрочем, успеха. Но и на том спасибо: на них можно было хотя бы лежать. Холода я к тому времени уже не чувствовал: слишком устал. А ведь нес на себе только свою походную котомку. Что уж говорить об остальных, особенно о тех, кто вел в поводу своих лошадей: о мастере Эйвине и донне Марии. Им пришлось тяжелее всех. Но тут уж ничего не поделаешь: ни за кем другим лошади на мост не пошли бы. Только за своими хозяином и хозяйкой.

Так и замерзли бы мы, наверно, на этих камнях. Только этого сделать нам не дали.

Вдруг заскрипела плохо смазанными петлями скрытая в скале дверь. Потом распахнулась настежь. На ее пороге стоял высокий человек и держал в руках факел. У меня даже глаза заслезились от яркого света, а может, и от холода. При свете факела я увидел, как пар от дыхания поднимается вверх.

Ни о чем спрашивать нас человек не стал. Молча оглядел наши измученные лица. Воткнул свой факел в кольцо у двери и стал нам помогать. Подхватил на руки донну Марию и понес ее внутрь. Девица от усталости и холода даже пискнуть не могла, не то что возражать. Однако мастер Эйвин все же сумел поднялся на ноги. Следом за ним поднялся мастер Тиль. Делать нечего, за ними встал и я. Тут же я помог подняться Устинарье: ни к чему девушке было рассиживаться на мерзлых камнях.

Мастер Эйвин попытался было схватиться за меч. Но руки у него слишком замерзли, и ничего у господина Ростка не получилось. И хорошо, что не получилось. Потому что высокий человек ничего плохого не замыслил. Он нам лишь помочь хотел. Только привык делать это молча, вот мастер Эйвин и подумал про него невесть что. В общем, очень быстро все мы оказались в помещении караулки, где горел огонь в очаге, и было тепло и светло. И отогрелись мы тоже быстро. Потому что незнакомец собственноручно поднес каждому небольшую чашу разогретого вина с какими-то травами. Так-то я, конечно, предпочитаю пиво, но это вино проглотил в один присест, даже не поморщился. И почувствовал, будто изнутри жар пошел, и кровь быстрее побежала по жилам. Даже голова закружилась.

Пока отогревшаяся и повеселевшая Устинарья готовила на очаге ужин, высокий человек показал мне, куда поставить лошадей. Он назвался Привратником. По-моему, это не было его настоящим именем. Я ведь не слепой и воина от слуги отличить могу. А мастер Привратник был высокий и широкоплечий воин. Его волосы были коротко острижены и совсем седы. Он был одет в кожаную рубаху, которую носил как доспех. На поясе Привратника висел длинный и тяжелый меч, которого он словно бы и не замечал, настолько, видно, привык к нему. Все равно как я носил бы на поясе свой нож, которым режу хлеб или сыр. Хотя нож лежал у меня в сумке. А когда я спросил у Привратника, почему его так зовут, тот лишь пожал плечами в ответ:

– К господину Сфинксу приходит много людей! – объяснил он. – Я открываю калитку путникам и встречаю каждого из них.

– И всем помогаете?

– Тем, кто в этом нуждается.

– А когда мы увидим господина Сфинкса? – спросил я у него.

– Он пока никого не принимает.

Привратник развернулся и ушел. Мне он понравился: люблю людей, из которых приходится как клещами вытаскивать слова. Наверно, потому что я сам такой же. Не умею я попусту болтать, лучше уж заняться делом. И я принялся обихаживать и устраивать на ночлег лошадей.

Когда я закончил, все уже вовсю работали ложками, вкушая приготовленный Устинарьей ужин. Так выражался мастер Дик Санья. Вместо простого «попробуйте» он почему-то предпочитал говорить «вкусите мое новое блюдо». Звучало это благородно. Я поспешил присоединиться. Поел, а потом едва доплелся до своей постели в гостевой комнате. Была здесь такая, и не одна, потому что девиц наших Привратник увел ночевать в другое помещение. Я свалился на набитый сеном матрас, который был не хуже, чем в вагоне у мадам Августы, и тут же уснул. Очень уж умаялся. И немудрено: один Кинжальный мост лишил бы сил самого крепкого человека. А ведь мы еще пересекли пустыню. За один переход. Думаю, не каждый сумеет сделать это.

А когда я открыл глаза, было уже позднее утро. Неяркий серый свет просачивался сквозь стекла небольшого окна. Выглянув наружу, я увидел, что все небо было затянуто тучами. Они висели так низко, что казалось, можно было коснуться их края рукой. Если как следует подпрыгнуть. Даже верх наружной стены тонул в сером облачном тумане. А ведь ночью мы выбрались на берег при свете звезд, это я помнил точно. С того времени погода успела испортиться.

Снаружи было холодно. Изо рта, как вчера, поднимался пар. Гостевой двор был выложен камнем. Однако за ним, теряясь кронами в серой туманной пелене, стеной стояли сосны. Между деревьями росла пожухлая трава. Кое-где на ней лежал иней. Но снега не было. Выходит, что зима в этих краях теплее, чем у нас в Эриаке, подумал я. Озеро не покрылось льдом и снег не выпал. Что за зима без снега? Это осень, а не зима, кто бы что не говорил.