Дмитрий Боррони - Мой город 4: история их жизни

– До вечера.

В это самое время, по громкой связи снова объявили:

«Доктора Ирвина Эдвардовича Раздолбаева ждут в операционной». – затем голос добавил, как бы в скверную шутку. – «Если, в эту самую минуту, доктор Раздолбаева не будет в операционной, то третьим он уже не будет». – затем голос подтвердил. – «Никогда».

Ирвин Эдвардович воскликнул:

– Ну что же за день-то такой? С поговорить та спокойно не дадут. – затем он сквозь зубы выдавил. – Сволочи.

Он вышел из кабинета, и пошел в операционную, а медсестра Света, сказала:

– Все Вы мужики одинаковы. Говорите одно, а делайте совершенно иное. – затем она сказала сама себе. – Хорош доктор-красный крест. Его в операционную вызывают, а он здесь со мной говорить изволит. Говорит, что врачи только за деньги работают, а сам? Уверенна, если бы за операцию платили, то он давно бы там был, в операционной. – затем она выругнулась. – Скотина. – затем она с возмущением ругая себя, произнесла. И я еще с ним должна принять его приглашение прогуляться с ним. – она выйдя из кабинета, и захлопнув дверь, добавила. – Обойдется, скотина. А еще клятву Гиппократа приплюсовал, скотина. – затем она направилась дальше, в сестринскую.

Мария лежала в реанимации. Она все думала про тот сон, который ей приснился этой ночью. Не зная о чем ей и думать? Она думала о самым плохом. Ее женское сердечко подсказывало ей, что этот сон снился ей не так просто. Он что-то значил.

«Этот джип». – думала Мария. – «Он», – да, он причинил ее сестре боль. Он был виновником в ее смерти. – «Неужели это так оно и есть?» – с ужасом думала Мария. Она не верила в это. У нее теплилась надежда, что Эльвира жива! Она ждет ее, и вскоре, когда она встанет с этой больничной койке, она поедет к ней, Эльвире. И там, в штатах они встретятся, и обнимут друг друга. Все будет в порядке, и Мария вместе со своей семьей будет жить в Америке.

Но это только мечты, надежда. Реальность же, довольна жестока. Все то, во что мы верим, все эфемерно. Мы стараемся не думать о плохом. Убеждаем себя в обратном. Но как бы мы ни пытались себя убедить в чем-нибудь хорошем, реальность говорит нам об обратном.

Итак, начнем с того, что после того как Мария поступила в больницу с сердечным приступом, после этого Вероника связалась по телефону Марии с ее мужем, Петром Романовичем Головократовом, и сообщила ему о том, что случилось с Марией. Тот не медля ни минуты, взяв с собой Аврору, приехал к вечеру, часам к шести, в Москву, и взяв такси приехал к Веронике Васильевне. Вероника Васильевна, рассказала Петру Романовичу о случившемся, а тот в свою помчался в больницу, и узнал о состоянии Марии. Доктор сказал:

– У Вашей жены порок сердечной мышцы.

– Что это значит? – поспешно спросил Петр. – Это излечима?

– Ее состояние очень плохое. – сказал Виктор Дмитриевич. – По-видимому она никогда не лечилась. – он сделав паузу сказал. – Некоторые болезни невидимы. Мы их не чувствуем, а они есть. – затем он сказал. – Мария Вениаминовна очевидно страдала сердечной недостаточностью. – затем он спросил. Петр Романович, Вы замечали у Марии Вениаминовны частое сердцебиение?

– Да. – сказал он. – Моя жена иногда жаловалась на частое сердцебиение.

Виктор Дмитриевич спросил:

– Что она принимала при этих приступах?

– АНАПРИЛИН, если не помогал, Корвалол.

– Она обращалась к специалисту?

– Да, обращалась.

– И? – настороженно поинтересовался Виктор Дмитриевич. – Что он ей прописывал? Какие он делал обследование?

– Он прописывал покой и тишину. – ответил Петр Романович. – Говорил, чтобы принимала ПАНАНГИН, прописал РЕБОКСИН. – «Эти препараты, АНАПРИЛИН, КОРВАЛОЛ, ПАНАНГИН, РЕБОКСИН. Из серии сердечно-сосудистых препаратов». – Они конечно помогали.

– Это все, что Марии Вениаминовне прописывали?

– Все.

– Хорошо. – ответил Дмитрий Романович.

– Скажите, доктор, у Марии есть шанс выкарабкаться из этой ситуации?

– Что ж, скажу Вам честно. – начел доктор свою речь. – Что касается Вашего вопроса по поводу здоровья Марии Вениаминовны. – он сделал паузу, а затем сообщил печальный исход. – Если Марии Вениаминовне не сделать операцию, причем срочно, то она умрет. – он тяжело вздохнул, а затем с горестью развел руками, и добавил. В России таких операций не делают, только за границей. В Германии или в Америке.

– Понимаю. – сказал Петр Романович. – Все упирается в одно. – он нахмурился, и бросил. – Деньги, будь они неладны. Деньги, и только деньги.

Виктор Дмитриевич сказал:

– Нужно порядком сто пятьдесят тысяч долларов.

Петр Романович тупо посмотрел на доктора.

– Где же я их возьму?

– Это не моя проблема. – сказал Виктор Дмитриевич, а затем добавил. – Поверти, если б в России проводились подобные операции, то мы их сделали.

Петр Романович заплакал.

– А еще говорят, – начал он горько, с долей иронией. – что советская медицина, самая лучшая медицина в мире.

– Советская? – согласился с Петром Романовичем, Виктор Дмитриевич. – Может быть? – затем он опроверг свое предположение. – Российская медицина – нет.

– Это точно. – с горестью согласился Петр Романович, с Виктором Дмитриевичем. – Российская медицина скорее в могилу положит, чем вылечит. – а в дополнение к этому он сказал. – Попробуй что-либо выпроси бесплатно, только за свой счет. А денег нет. Вот и умирают люди как мухи. А еще самая надежная медицина считается. Хапуги, и только. – закончив мысли вслух, Петр Романович спросил. – Могу ли я видеть мою жену?

– Нет, – ответил Виктор Дмитриевич. – к ней нельзя. – затем он сказал. Лучше подумайте, где взять деньги на операцию Вашей жены, а об остальном мы позаботимся.

– Я Вас понял, доктор.

Вероника Васильевна подошла к Петру Романовичу. Вероника Васильевна сочувствовала Петру Романовичу. Она понимала, что тот, если б мог, сделал бы все, чтобы сделать операцию Марии Вениаминовне. Но что можно сделать, если деньги нужны сейчас, а их просто нет. Нет, потому что нет. Их просто нет, не заработал Петр Романович даже на пропитание. Их с женой зарплаты хватало, чтобы только оплатить коммунальные услуги. Вот и живи после этого. Как жить? Чем питаться? На эти вопросы нет ответа. Только приговор. Приговор – смерть.

– Мы ничего не можем сделать в этой ситуации. – сказала Вероника Васильевна. – Нам стоит уповать только на чудо, и человеческую сострадательность.

– Где она, человеческая сострадательность? – плакал Петр Романович. – Где она, человеческая милосердность? – он посмотрел в глаза Вероники Васильевне, и та увидела, что из его глаз текут горькие слезы. – Мы забыли, что есть такое, милосердие. Что есть сострадание. Для человека в этом мире главное только одно, – он сделав паузу, харкнул. – деньги. Деньги, будь они трижды прокляты. – усмехнувшись, Роман Петрович иронически, словно смеясь, сказал. – Ну никуда без этих бумажек. Они даже жизнь продлевают, и лишь владеющий ими становиться полноправным гражданином этой страны. – он сделав паузу, добавил с жестокой ненавистью и призрением к ним. – А у кого их нет, тот просто изгой общество. Живи как можешь, а кто не может так жить, то и умерев никто о нас не вспомнит.