Артем Белов - Хроники Бальдра. Творение рук человеческих

Нас обступили сосны-гиганты и мохнатые ели, похожие на больших колючих медведей; то тут, то там пробегала ловкая белка или щелкал шишками клест. Из транса меня вывел громкий смех одного из дружинников, огромного Бьорна Драчуна, – раззявив беззубый рот, он от души хохотал, неистово стуча ладонью по бедру. Рядом с ним ехал его закадычный друг Тир, и, видимо, как всегда, рассказывал несмешные истории, которые Бьорну казались забавными. Зубы Бьорна нашли свой безвременный конец на городских площадях. Он слыл большим любителем подраться и никогда не упускал шанса дать кому-нибудь тумака. Впрочем, и сам получал по заслугам. Я поплотнее закутался в плащ, подбитый мехом, и поправил щит на спине. Потянувшись к походной сумке, извлек небольшой бурдюк с чистой водой и мятую карту. Скоро оба солнца начнут сонно клониться к закату – и тогда уже сложно будет что-то разглядеть. К ночи наш отряд должен добраться до Инностинга, небольшой деревушки, уютно расположившейся на поляне у реки. Только теперь, повзрослев и вступив в дружину, я понял, насколько неблагодарны стали жители окрестных селений; несмотря на все старания отца, бунты разгорались с новой силой, и иногда я даже начинал сомневаться в том, что колдуны выполняют указания Бледных так, как велит дядя Сверр. Ну нельзя же все время противиться богам! Так или иначе, из Инностинга пришла весть о том, что местного друида побили палками и сломали ему волшебные пульты. Жители сами подписали себе приговор – и мы спешили привести его в исполнение. Затем – небольшой переход через дремучий ельник, а там уже и Стохетхейм покажется на горизонте. Я сделал несколько больших глотков воды и утер губы. Припасов оставалось немного, благо, что путь короток. После того, как жители деревни примут заслуженную кару, мы пополним запасы и двинемся дальше.

Спустя примерно час солнца Бальдра стремительно скатились по небосклону, погрузив планету в темно-синие сумерки. Я, поторопив коня, подъехал ближе к хмурому Олафу:

– Скоро ли Инностинг?

– А что, малец, спешишь меч в кровь окунуть? В таких делах торопиться не надо – лучше словами скреститься, чем клинками.

– Насчет Инностинга отец сказал твердо – наказать. Значит, придется биться, а жители вряд ли дадут себя просто так приструнить.

– Это ты верно подметил; наш род человеческий таков, что себя в обиду давать не привычен. Раз конунг сказал, что наказания не избежать, стало быть, будем головы рубить. А что до пути нашего, так гляди, вот уже и огни меж стволов сосновых мелькают.

И верно – сощурившись, я разглядел вдалеке небольшие хижины, плотным рядком выстроившиеся недалеко от маленькой реки. Кивнув, я вернулся на свое место в строю, а сердце сжало нехорошее предчувствие; кусая от волнения губы, я проверил, легко ли достается меч из ножен. Отец наградил меня этим мечом на семнадцатый день рождения – не слишком длинный и не слишком короткий, он был идеально сбалансирован, лежал в руке как влитой. Вскоре я полюбил его без памяти и гордо назвал Бардом за музыкальный звон, который он издавал при каждом взмахе. Меч для дружинника Стохетхейма – все равно что родной брат, воплощенный в металле, с ним не расстаются, разве что клинок не выдержит и сломается в бою.

Вскоре затихли и шуточки Тира, и неистовый гогот Бьорна – тихо переговариваясь, дружинники готовились к бою. Проторенная тропа вывела нас из ряда деревьев – и Инностинг показался во всей красе. Кажется, люди не спали; в окнах мелькал свет, да и на улицах метались тени – как будто жители бродили с факелами.

– А ну, друзья, прибавим ходу! – крикнул Олаф и устремился вперед, а за ним и все остальные.

Я, словно в забытьи, старался поспевать, а сам думал только о том, как сейчас схлестнусь в бою с каким-нибудь деревенщиной, который наплевал на все законы царства человеческого. Перед глазами так и стояло его бородатое лицо – рот в пене, глаза горят… Наконец, мы ворвались в деревню и поспешили к главной площади. У дверей хижин стояли хмурые женщины с детьми; малыши что-то спрашивали и указывали на нас пальцами, а матери только шикали да провожали нас взглядами. Мужчины собрались на площади – широкой вытоптанной поляне между домов, в центре которой стоял небольшой помост для выступающих. Здесь проводились собрания и объявлялась глашатаями воля конунга и того, кого он представлял – Бледных. В нас впились десятки взглядов, таких же острых, как мечи и топоры; один из жителей, седой старик с факелом, вышел вперед. Олаф остановился прямо перед ним.

– Кто тут среди вас старейшина? – громогласно объявил воевода, смотря поверх голов людей, будто специально не замечая посланца.

– Я здесь старейшина, – спокойно ответил старик, – а вы, стало быть, псы конунга?

– Псы, стало быть, – усмехнулся Олаф, – а ты дерзить не спеши. Видят Бледные, не хотим мы мечи в ход пускать, но, коли заставите, так не дрогнем.

– А мы, – старейшина обернулся, и жители похватали дубины и вилы, – и сами не робкого десятка. Не нужны нам больше ни колдуны ваши, ни Бледные! Издавна мы идолы духам леса ставили – и сейчас не перестанем! Где это видано, чтобы друиды, которые за урожаем да зверьем следить должны, детей наших забирали?! В следующий раз мы такого колдуна не отпустим – вздернем на площади, да и пусть воронье ему глаза выест!

Толпа одобрительно зашумела, придвинувшись чуть ближе. Мой конь, волнуясь, грыз удила и беспокойно переступал на месте. Оленерогий обернулся к нам – в свете факелов его борода отливала серебром. Он сокрушенно покачал головой и едва заметным движением поправил ножны, чтобы удобнее было хвататься за рукоять меча.

– Что-то, старик, за нос ты нас водишь да головы морочишь. Никогда колдуны детей не трогали! Не хотите дань Стохетхейму платить, так и скажите! А всякие страшилки кому еще на ночь рассказывай!

– Да ну? А ты спроси у конунга своего, что друиду было приказано, а потом уж суди нас! В чем наше преступление, кроме того, что жить вольно хотим, да детей не даем в обиду? Нет вам хода в Инностинг; поворачивайте коней, а не то хуже будет!

– Точно! Проваливайте! Вон из нашей деревни! – загомонила толпа; Олаф едва успел поднять щит, как в него ударилось несколько брошенных камней.

– Ну все, старик, ты сам себе такую судьбу уготовил! За нарушение указа конунга и нападение на колдуна наказание – смерть! Мечи наголо!

Ну вот и все! Мое сердце билось все быстрее – онемевшими пальцами я с лязгом извлек Барда. Наша дружина ударила в толпу и прошла сквозь нее, как раскаленный нож сквозь масло. Меня опьянил бой – крики, звон оружия, запах стали и крови… Сознание помутилось, и, будто во сне, я рубил направо и налево, пока не отнялась рука. Не знаю, скольких мы отправили в Хель, царство мертвых; прошло совсем немного времени – не успела бы и маленькая свечка прогореть, как толпа дрогнула, рассыпалась, и люди побежали куда глаза глядят, побросав оружие. Олаф и остальные натянули поводья; я же, гонимый жаждой крови, помчался за старейшиной. Старик обернулся и, увидев меня, припустил еще быстрее, но споткнулся, повалившись на землю. Охнув, старейшина успел только перевернуться на спину, а я уже слез с коня и стоял над ним, тяжело дыша.