Артем Белов - Хроники Бальдра. Творение рук человеческих

– Хорошо, хорошо, ваша взяла! – седой старец поднял руку. – Не губи, сжалься!

Я не слушал. Скривив губы, взмахнул клинком… Бьорн схватил меня сзади, прижав руки к туловищу:

– Остынь, парень! Хватит кровь лить, хватит!

Я бился в хватке громилы, изрыгая проклятия, пока голову не очистил луговой ветер, несущий запахи цветов и реки. Кровавая пелена отступила, и я заплакал, поняв, что только что натворил. Старейшина не смел поднять взгляда, сжав голову руками.

– Ну? Угомонился? Так всегда в первый раз, не хнычь – поди, воды попей да посиди. Вырвет – так не волнуйся, это нормально, – Бьорн выпустил меня, и я закашлялся – силач едва не задушил; не руки – а бревна!

Понурив голову и размазывая по лицу слезы, я побрел назад, к коню, и дрожащими руками схватил бурдюк с водой. Драчун оказался прав – тошнота подкатила внезапно, и я согнулся пополам. Утерев рот, бросил взгляд на меч – с него капала кровь, тягучая, как древесный сок. Будто издалека, донеслись слова Бьорна:

– А ты, старый, иди назад, в деревню, да заруби на носу себе – слово конунга священно! Не потерпит он такого бесчинства. Услышим снова о бунте, так легко не отделаетесь…

– Бледные вам головы совсем заморочили. Природа такого злодейства не выдержит – вот увидите, настигнут вас лесные духи, а уж от них мечом не отмахнешься! – прохрипел старик, поднимаясь на ноги.

Но Бьорн его уже не слушал – Олаф протрубил в рог, созывая дружинников. Я, все еще не придя до конца в себя, забрался в седло и вставил ноги в стремена. Оленерогий окинул меня взглядом и, что-то проворчав, кивнул.

– Бьорн, давай шустрее! Поторопитесь – наберите воды в бурдюки, хлеба возьмите из хранилища, если нужно… Имеем право по указу конунга! Нам еще по ночному лесу пробираться – не самое приятное занятие, так что давайте выступим поскорее.

Вскоре мы поскакали дальше, перейдя маленькую речку вброд; я то и дело оглядывался – тела лежали на поле недвижно, и к горлу снова подступала горькая тошнота, когда я вспоминал, как рубил жителей мечом. Он все еще лежал в моей руке – кровь никак не желала смываться, и я с остервенением тер клинок грязным куском ткани. Слова старейшины почему-то запали в душу – что он имел в виду, когда предупреждал о лесных духах? Неужели они и вправду существуют?

– Олаф!

– Чего тебе?

Я снова нагнал воеводу.

– А что, если старейшина был прав, и в этом лесу водятся духи? Не опасно ли ехать ночью?

– Утра ждать – опоздаем, нам нужно точно в срок вернуться, – покачал головой Оленерогий, – к тому же, не верь ты в эти глупости. Есть только Бледные и их высший суд; никаких духов или бесов в лесах отродясь не видели, а я пожил уже немало, да и повидал тоже. Так что, выбрось слова старика из головы – из ума он выжил. Лучше постарайся в седле не заснуть, а то еще ударишься о какой-нибудь сук, упадешь и шею свернешь. А меня за это конунг казнит потом.

Слова воеводы меня немного успокоили, но блеклая тень сомнения все же осталась. Ночь – хоть глаз выколи, будто все сажей измазали. Светлая луна покажется только завтра, продержится на небосводе три дня, а потом снова сгинет на неделю. Шорохи ночного леса нагоняли тревогу – то ухнет вдалеке сова, то кустарник треснет тонкими ветвями, словно кто крадется… Как знать, может, действительно кто-то смотрит на нас из темных зарослей? Мою душу охватило плохое предчувствие – хоть воевода и не верил в духов, я рос человеком довольно-таки суеверным, поэтому решил держать меч наготове всю ночь. Пусть этот лесок и располагался совсем рядом со Стохетхеймом, порой доносились слухи о разбойниках, которые становились с годами все смелее и отчаяннее.

– Эй, Тир, зажги-ка факел, – Олаф обернулся в седле, – ни зги не видно, а конь что-то волнуется. Боюсь, как бы не волки…

Дружинник кивнул и поджег факел – маленький островок света разогнал чернила ночи. Тени деревьев и кустов, вторя пляшущему пламени, затрепетали вокруг нас; вдалеке раздался тихий вой – и правда, что ли, волки бродят… Ко мне с лукавой улыбкой повернулся Алрик Щитоносец, еще один молодой дружинник, едва ли старше меня на пять лет. Он и не думал вытирать лезвие своего топора, и в пламени факела кровь на металле играла всеми оттенками багряного.

– Ну что, Верманд, понравилось тебе головы сечь?

– Не напоминай, – я угрюмо опустил глаза, – чувствую себя ужасно. Будто зарезал невиновного.

– Конечно, это тебе не манекен с соломой! – засмеялся Алрик. – Как приедешь, расскажешь подружке о своих подвигах, а? Как там ее зовут? Кэри?

– Не твое дело! – я взглянул в глаза «шутнику». – Не посмотрю, что ты дружинник, попробуешь надо мной подтрунивать, я живо тебе зубы пересчитаю.

– Ого, какой резвый! А хватит сил, малец?

– Закрой рот, Алрик! – я не заметил, как к нам подъехал Олаф и отвесил хохмачу звучную затрещину. – У тебя самого борода еще еле растет, нашел, перед кем красоваться! Лучше бы топор протер – едешь, как какой-нибудь разбойник с большой дороги! Как вернемся в Стохетхейм, я с твоей дисциплиной поработаю – ох, и запоешь ты соловьем тогда!

– Да я же просто пошутил, – проговорил Щитоносец, потирая ушиб, – я ж несерьезно!

– Тогда в шуты тебя конунгу отдам, а пока ты в дружине, да в ночном лесу – держи пасть на замке!

Дерзкий задира! Алрик мне сразу не понравился, в первый же день в дружине; до моего прихода ему нравилось подначивать Стефана, скромного молчаливого увальня, который сейчас ехал ближе к голове отряда. Теперь же он решил переключиться на меня, да еще и про Кэри откуда-то вызнал! Как будто дружиннику больше заняться нечем! Лучше бы тренировался с таким же усердием – видал я, как неуклюже он машет топором…

Мы проехали по лесной дороге еще какое-то время. Холод больно кусал за бока, и даже плащ уже не помогал, сколько бы я в него ни кутался. Внезапно где-то слева от дороги отчетливо треснула ветка – я обернулся, сжав Барда. Как будто кто-то крадется через заросли… Бандиты? Лишком близко к Стохетхейму – сюда им точно нет резона забредать, да и нападать на вооруженную дружину – идея не самая лучшая.

– Эй, Тир! Бьорн! Стефан, Хакан – вы слышали?

Дружинники переглянулись и завертели головами.

– Нет, Верманд, в чем дело?

– Кажется, кто-то следит за нами из чащи. Я только что слышал легкие шаги, и ветки на земле трещат, словно на них наступают…

Воины нахмурились и взялись за оружие; отряд замедлился, и вскоре весть донеслась до Олафа. Старик приказал всем замолчать и прислушался. Минута томительного ожидания – ничего, тишина, только ночные жуки стрекочут да птицы хлопают крыльями. Даже вой волков затих вдалеке.

– Нет здесь никого, Верманд. Это у тебя еще бой в крови клокочет – постарайся расслабиться, мы уже почти приехали домой.