Валентина Нестерова - ОСТРОВ под грифом 05

– Саблю ту дед в школьный музей отнёс, сам в казачье войско вступил. А вскоре четырнадцатый год. И всё как во сне: и крымский пирог, и вражий аппетит. Дед с казаками в Керчь переправился. Ночь. Холод. Устали. Местный священник в храм их пригласил. Помолились, спать на полу легли, а его при реставрации тёплым сделали, отогрелись, отоспались, проснулись как женихи перед свадьбой…

– Мне вещие сны не приходилось видеть, – с сожалением заметил сосед, и вдруг резко поднял голову, потянул носом, – слышите, аромат, не то розы, не то сирени. Или, простите, это ваши духи?

– Не мои, – повлажнели её глаза.

– Жене бы в подарок…

Хотелось признаться: это запах мамы.

Но кто поверит?

Только Мих Мих.

Естественно, дед не рад был её решению провести каникулы «незнамо, где» и тому, что прах его дочери навсегда покидал родину.

Но вслух об этом не говорил.

Не до того, хотя все погребальные заботы на себя взяли его друзья, те, с кем Крым защищал, кому в бой, как на свадьбу, а на похороны… как в бой: если учесть, сколько чиновничьих редутов пришлось атаковать, дорожных кордонов преодолевать, сравнение в точку.

А сколько страхов по дороге в Москву нацепляла её душа!

То, казалось, на ухабе упадёт с табуреток мамин гроб в катафалке.

То при очередной проверке и скрежете гвоздей паника: вдруг под приподнятой крышкой… мама дематериализуется от правоохранительной бесцеремонности.

То в крематории тётка с головой крокодила, явная реинкарнация хищницы Амт, которая во времена Анубиса пожирала сердца умерших грешников, в их случае решила закусить сердцами родственников.

Потом траурный зал.

Она уткнулась в грудь деда, он гладил её по голове, приговаривая: не бойся, душа не тонет, не горит.

А когда за гробом захлопнулись ворота в огненный ад, кротко всхлипнул: встречай нашу дочь, Катерина. Прошептал: такие дела и затих.

К удивлению, дальше пошло всё как по маслу.

С оформлением визы и бумаг на вывоз праха проблем не возникло.

Будто чья-то невидимая рука устраняла преграды…

– Вас папа будет встречать? – отвлёк её от воспоминаний «полковник».

– Бабушка, – с трудом вернулась в «здесь и сейчас» она.

И снова, хоть плачь!

Дождётся ли её отец? Вдруг, умрёт? И она с одних похорон на другие…

– А бабушку вашу как звать?

– Агата.

– Когда меня командировали в Афган, жена, она в кристаллах знает толк, дала мне камушек агата, – бережно покрутил левый, «женин» ус Игорь Михайлович, – велела днём его во рту держать от жажды, а ночью в стакан с водой класть, и пить ту воду от злых духов. Агат – не агат, а вернулся я домой живым и здоровым…

Он замолчал, видимо, вспоминая войну, для описания которой не нашёл ещё слов.

Аду тоже тянуло к молчанию.

Вернее, к молчаливому размышлению…

Если я напишу заметку о полковнике, которого в Афганистане спас камешек агата, ни одна серьёзная газета не напечатает её…

Не говоря уж, о полёте маминой души…

И вдруг молнией мысль: мама умерла так же, как бабушка! Во сне. Остановилось сердце.

Батарейка села.

Вспомнилось, она спросила: почему бабушка умерла?

– Батарейка села, – с таким отсутствующим видом ответила мама, что она решила во всём разобраться сама.

С детства приучилась.

Сначала недоумевала, почему её вопросы натыкались на отговорку: давай поищем ответ вместе. Думала даже: мама незнайка .

Интернета то ли не было, то ли его игнорировали, а книг от пола до потолка. И они с мамой усаживались рядом, открывали словари, энциклопедии. Читали, рассуждали. Потом и сама вошла во вкус. Особенно нравился ей словарь Брокгауза и Ефрона. Могла часами рассматривать его иллюстрации.

Но «батарея» у Брокгауза ассоциировалась только с артиллерийскими орудиями, к бабушке – никаким боком.

В БЭС кроме артиллерии, указали на ряд однородных предметов, и привели в пример батарею бутылок.

В БИЭС (иллюстрированном словаре), наконец-то! она нашла схему батарейки: анод, катод, плюс, минус. Из текста узнала, что гальванические элементы преобразуют химическую энергию в постоянный ток, и что они не перезаряжаются, а садятся.

У бабушки химия с дедушкой кончилась, и!..

Но!

У мамы тоже, как и у бабушки, во сне остановилось сердце.

Выходит, тоже кончилась химия?

А ведь мама что-то говорила.

Пыталась объяснить…

«Ну, давай!» – подстегнула свою память Ада.

Человек похож на сенсорную батарейку, с разными полюсами чувств. Добро… на полюсе холода… оборачивается злом. Любовь со знаком минус…

Ада наморщила лоб: ну же!

Извилины смущённо молчали.

Возможно, даже мама не знала, во что превращается любовь со знаком минус…

– Внучка приезжает? – привёл в движение морщины на лбу Адам Старший. – Почему мне не сказали?

– Ты не спрашивал, – тоном сердобольного психиатра напомнила Агата Львовна.

– Тогда… купи ей куклу, или что там…

– Какаю куклу? Ада второй курс университета закончила!

– И на кого она учится? – нарочито безразлично поинтересовался АС.

– На… журналиста! – выпалила Агата, на корню уничтожая его интерес к дочери Евы.

Её муж считал работников СМИ сутенёрами, получающими прибыль от продажи информации заказной, опиумной интерпретации.

– Похождения собственного генома – вот что скоро предпочтут читать люди! Ева, как никто другой, понимала это. Зачем она умерла?! – графиком сильнейшего возмущения вздыбились морщины на его лбу.

«Тебя забыла спросить!» – хотела ответить Агата Львовна, но промолчала, слепым, а по сути, воровским взглядом сканируя мужа.

– Ева была мне дочерью, духовной, кем станет Ада, сердцу не прикажешь… – будто детектору лжи признался он ей.

– Бог лишил тебя гена любви! – решительно развернулась Агата.

«Неправда!» – хотел крикнуть ей вслед АС, но ограничился тем, что позволил проекциям извилин мозга – морщинам, устроить на лице бескровную схватку эмоций…

Что такое – любовь?

Генетический сбой?

Божий благовест – в один колокол звон?

Или просто… звон?

Ему не хотелось верить, что Евы больше нет. Он так радовался её приезду. Теперь, когда все считают его сумасшедшим, не банально потенциальным пациентом психушки, а помешавшимся на генах гением, дозор за их встречами с невесткой был бы ослаблен, и они могли бы всласть говорить обо всём, что придёт в голову.

– Ты называешь моего сына Аллель, – с лёгкой ноткой ревности заметил однажды он. – Правда, считаешь, что вы один из двух ?

– Да, он моя, а я его половинка, – без тени сомнения ответила Ева.

– Но ведь это тирания. Самая жестокая из всех тираний!