dichillustrator - На все 4 стороны

– Вы хотите продавать мои игрушки? – Мсье Клякса кивнул. – Хотите выставить их в своём магазине? Как это… Взять на реализацию?

– Нет. Ни в коем съучае, – снова хищная улыбка и колкий взгляд. И снова Марика вздрогнула. – Тойко покупка. Я купью все, что у вас есть и, натеюсь, вы согааситесь взять боошой, ошень боошой заказ. Къёме того, я снаю йутей, котовых пяатить йубые теньги за мешьты своих тетей.

Щедрое предложение, что и говорить. Наверное, каждая рукодельница хоть раз мечтала, чтоб «прилетел вдруг волшебник в голубом вертолёте» и купил все игрушки разом, не торгуясь. Вот только мсье Клякса вовсе не походил на волшебника, если только на чернокнижника или некроманта. Жидкие седые волосы, старческие пятна, узловатые пальцы, темные круги под маленькими злыми глазками.

Конечно, Марике нужны были деньги. А кому они не нужны? И домик нужно ремонтировать после зимы, и мама приболела, и сама на море не была три года.

– Повейте, матемуазей Мааика, я не пожаею тенег. Вы сможете осуществить всё, о чём мештаете. Сможете увитеть мир, воснестись на вейшину. О шьом Вы мештаете?

«Боже, да он, что, мысли мои читает?» – ужаснулась Марика. Да, она страстно мечтала увидеть Марокко и Тунис, побывать в Алжире и Египте. Но стоит ли верить волшебнику, особенно, если на сердце так неспокойно? Тем временем старик продолжал:

– Юидические фоомайности не тожны вас вотновать. Мои юист и бухгайтер офоймят все итеально. И таже помогут вам с наогами, есии хотите. Я ошень… – снова его черные глаза впиваются в неё, – …ошень в вас заитееесован.

– Это очень лестное предложение, мсье… Господин… – она замялась, понимая, что он так и не назвался.

– Войдемай Шмитт, – выплюнул он.

«Вот не повезло дяденьке с именем. С такой-то кашей во рту», – некстати подумала Марика.

– Мне нужно подумать, господин Шмидт.

Вольдемар Шмидт нехорошо прищурился и улыбнулся.

– Што ш, кхорошо. Тойко не тумайте сиишком толко, матемуазей Мааика. Звоните в йюбое веемя.

И он протянул ей совершенно обычную визитку.

К Марике подбежала Зиночка, с которой они дружили со школьных времён. Румяная, кругленькая и ароматная, как осеннее яблочко. Секунда – и господина Шмидта как ни бывало…

«Плащ-невидимка у него, что ли? Народу-то ведь нет совсем», – царапнулась в голове мысль.

– Слышь, подруга, чего от тебя хотел этот Дракула? – громким шепотом заговорила Зина, протягивая ей пирожок.

– Игрушек хочет. Много. Все. И заказ ещё сделать.

– Ва-ау! Сколько даёт? А ты чего?

– Сказала, что подумаю…

– Да ладно? Это ж шикарное предложение! Чего ты?

– Зин, он меня пугает. Смотрит так, будто не игрушки ему нужны, а сердце вынуть. Он пока здесь стоял, меня трясло, как осинку.

– Ой, да ветер просто, – закатила глаза Зина. – Чай, не май месяц.

– А завтра – май! – и девушки рассмеялись.

***

Ярмарка закончилась, весеннее солнце уходило за горизонт, уступая место сумеркам. Торговцы начали собирать товар в сумки, чтобы ехать по домам.

Неожиданно карман Марики выдал зажигательную трель, звонила мама.

– Здравствуйте, – раздался незнакомый голос. – Я врач приёмного отделения скорой помощи. У вашей матери случился инсульт.

Дальше Марика слушала, будто сквозь вату.

– Зинка, у мамы инсульт… – всхлипнула девушка, положив трубку.

Та охнула, но тут же взяла себя в руки и засуетилась:

– Так, бери деньги и езжай в больницу. Я все твоё барахло к тебе закину, ключ у меня есть. Всё будет хорошо, подруга, держись.

***

Марика сидела на жестком стуле в коридоре больницы и ждала. Время тянулось, словно гудрон на раскаленном асфальте.

– Ваша мама в операционной. Состояние тяжёлое. Езжайте домой, – это всё, что ей сказали. Она не уехала, просто не смогла. Дежурная медсестра сжалилась и позволила остаться до конца своей смены.

Около пяти утра, в час волка, к бледной от страха и усталости Марике вышел врач:

– Состояние очень тяжёлое, – сказал он, устало вытирая вспотевший лоб. – Ваша мама в коме. Мы делаем всё возможное, отчаиваться рано. Требуется время и дополнительные консультации специалистов.

Консультации, значит, деньги. Решение пришло быстро, будто само. Марика потянула из кармана телефон и визитку:

– Господин Шмидт? Простите за ранний звонок… Это Марика. Я согласна…

Тайла родила быстро, и часа после первой схватки не прошло. Младенец выскочил из чрева так стремительно, что женщина не успела почувствовать ни боли, ни мучений, которыми пугали ее многочисленные товарки. Крепкий, темноволосый малыш понравился Каталии, она похлопала его по спинке, огладила мокрую головку:

– Хорош, хорош парень, – одобрительно хмыкнула, вручила попискивающего мальчонку матери, а потом бесцеремонно помяла ее раздутые груди. – Велю давать тебе мяса побольше, корми мальца как следует.

Лекарка подмигнула Тайле и вышла.

Та разрыдалась, едва за знахаркой закрылась тяжелая дверь. Она так надеялась родить свое дитя подальше от любопытных глаз, в омывальне или во дворике, в густых кустах колючей терии, и умертвить, чтобы беспощадные лапы Каталии и магистра Аглисола не добрались до него. Не успела, не спасла…

Женщины подходили к родильнице, сочувственно обнимали ее, молча гладили по голове, прятали глаза. Им нечего было сказать своей подруге, да и какие слова смогли бы утешить несчастную мать и унять страшную боль в ее разбитом, плачущем сердце?

Через несколько дней Тайла вернулась к своим обязанностям. Каждое утро после завтрака женщин приводили в большую светлую комнату, которую называли Фабрикой. Здесь жили дети. Сердце самого жестокого злодея затрепетало бы от жалости, взгляни он на несчастных изуродованных крошек.

Дети с длинными лебедиными шеями, окованными высокими латунными ошейниками; одни безногие и безрукие, а другие с пришитыми к спинам руками и ногами своих товарищей; подростки, запертые в тесных, причудливо изогнутых металлических доспехах; малыши с вживленными в мягкую плоть каменными узорами и орнаментами…

Женщины омывали детей, кормили, меняли повязки на ранах, прибирали постели, выносили ночные горшки, распахивали настежь окна, чтобы хоть чуть-чуть выветрить тошнотворный запах застоявшейся мочи и гниющей плоти.

Матери тайком целовали своих изломанных, изувеченных детишек, едва слышно шептали им нежности, изо всех сил сдерживая слезы и оглядываясь по сторонам – смотрители не дремали и тут же опускали свои тяжелые дубинки на спины провинившихся женщин.

Тайла работала споро, не смотрела ни на детей, ни на смотрителей, поглощенная одной лишь ужасной мыслью – через два года ее сынок тоже окажется здесь, на Фабрике чудовищ мастера Аглисола, чтобы превратиться в уродливый, отвратительный, очень ценный товар.