Николь Галанина - Хрустальный мальчик

Анна споткнулась – и Землерой опять подхватил её. Они спускались с самого высокого пригорка, где ещё слабо дотлевали остатки солнечного света, как угольки от брошенного людьми костра, в пологую широкую долину. Над землёй долины клубился черновато-коричневый густой туман; ноги в нём тонули, не было видно, что же таится на расстоянии вытянутой руки, засев в глубине загадочной чащи. Всё снова смолкло, и сердце Анны тяжело забилось в груди, переполненное страхом и кипучей кровью.

– Не бойся, – тихо сказал Землерой. – Мы пришли.

Его рука и особенно – его белые, неестественно светлые волосы казались ей неправильно яркими, как путеводная звезда, маячок, странный проблеск. Землерой шагнул в самый центр клубящегося мрака, и Анна ахнула и отчаянно прильнула к нему. Пусть и чувствовала она твёрдость руки Землероя, грубость короткого рукава его простой рубашки, не могла она ощутить биения его сердца и его дыхания, как ни жалась бы она к нему.

Землерой вытянул руку и провёл указательным пальцем по глубокой, неровной борозде. Это морщина была, прорезавшая грубую и жёсткую древнюю кору дряхлого дерева. Дерево возвышалось в самом центре долины, как царь возвышается на своём троне, и оно было совсем не таким, как дерево Землероя и его семьи.

В высоту это дерево было меньше, хоть и превосходило все, какие Анна видала прежде. Его ствол поднимался к небу, закручиваясь, точно штопор, постепенно утончался, и корявые сучья, как чьи-то покореженные руки, вздымались к небу – в мольбе или в проклятье, не скажешь точно. Кора у дерева была чёрная, словно обожжённая, и было оно почти лишено зелёной кроны. То тут, то там трепетали жалкими островками несколько листочков и жались друг к другу изо всех сил, чтобы не унёс их злой ветер.

А ветер и впрямь был зол. У Анны слёзы на глазах выступили: он нещадно хлестал её по лицу, словно она провинилась в чём перед ним, и забивался ей в уши, и звенел, как надоедливый комар, и никак было от него не скрыться и не спрятаться. Другие деревья, куда меньше главного исполина, стояли заметно поодаль и дрожали на ветру, кутаясь в свои пышные кроны.

Земля здесь была сухая и почти такая же чёрная, вся покрытая трещинами, как шрамами. Анна закачалась и чуть было не свалилась снова: увидела она бесчисленные толстые ряды жучков и муравьёв, деловито снующих туда-сюда, сталкивающихся друг с другом, взмахивающих мохнатыми лапками и полупрозрачными крылышками, что выползали из-под крепких и надёжных верхних жёстких крыльев с блеском эмали. Под самим главным деревом, между двух бугров его корней, которые так и рвались высунуться хотя бы чуть-чуть наружу, возвышался гигантский – Анне до пояса – муравейник с красноватой верхушкой, и по всему этому муравейнику ползали со своей обычной торопливой деловитостью муравьи.

– Не смотри туда! – дёрнул её за локоть Землерой. – Ты не к ним пришла. Ты с извинениями сюда пожаловала, или ты забыла?!

Анна всё не могла отвести взгляда от муравейника. Коленки её дрожали.

– Зем… Землеро-ой, – провыла она, – Землерой, миленький, мне страшно! Они такие…

– А ну молчи! – и Землерой тут же закрыл ей рот свободной рукой, надавливая с такой злостью, что она даже не стала отбиваться и замерла, потрясённая. – Дароносица терпеть не может, когда ей деток кто обижает, и, думаю, ты уж поймёшь, ты сама женщина.

Анна только слабо пискнула и покачала головой.

Землерой медленно убрал ладонь от её губ и снова провёл пальцем по мшистой и твёрдой, почти безжизненной на вид коре.

– Ты Дароносицу сильно прогневила, – шёпотом сказал он, – не видал я прежде здесь таких злых туманов.

– А исправиться-то как? – тоненьким голоском пискнула Анна и попятилась: длинная муравьиная шеренга бросилась на разведку совсем рядом с её ботинком.

– Да не мешай ты, я думаю, – сварливо перебил её Землерой и два пальца ко лбу прижал. Он распахнул вдруг глаза, и они засветились странным ярким серебристым светом, что облил кору, как слоем краски. – Клади свою руку на мою.

Анна неловко подошла ближе – боком, не прекращая косить глазом на муравьёв. Землерой вздёрнул верхнюю губу и прошипел:

– Клади давай!

Анна дрогнула и тотчас сделала, как он велел. Не могла она отделаться от странной и жуткой мыслишки: неужели именно длинные и изогнутые клыки увидела она сейчас у него во рту, когда он зашипел на неё? Анна неловко шлёпнула раскрытую ладонь поверх ладони Землероя, и из всех многочисленных глубоких морщин, покрывших и изрезавших старое дерево, во все стороны рванули мелкие чёрные жучки. Анна затряслась и застонала, сунула в рот большой палец и отчаянно стала грызть ноготь. Но руку она не отняла, и Землерой покровительственно кивнул ей, точно подбадривая.

– Я с тобой, Анна, – негромко повторил он, и Анна всхлипнула. На глазах у неё проступали слёзы.

Землерой закрыл глаза и отвернулся. Безжалостный сильный ветер трепал ему волосы и сминал неаккуратный воротник, срывал с кожи сияние. Анна тоже зажмурилась. Ветер свистел и выл у неё в ушах, как будто проклиная, и казалось ей, что она даже слышит отдельные слова, произносимые нечеловеческим, низким злобным голосом. Мурашки побежали у неё по коже, и она сдавила изо всех сил пальцы Землероя.

– Не бойся, Анна, – повторил он, и Анна уверена была, что даже тогда он не приоткрыл глаз и не отшатнулся.

– Но мне страшно! Я вообще не понимаю, что мы делаем!

– Прощения просим! – сварливо буркнул Землерой. Он вдруг протяжно вздохнул, и пробилась в его голосе нотка усталости. – Ладно, хорошо, не понимаешь ничего, давай делать так, чтобы тебе было понятно… Это ты же извиняться должна, конечно… вот Дароносица и злится.

Анна завыла, отчаянно мотая головой. Сколько времени ни знали они с Землероем друг друга, а она никак не могла научиться его понимать.

– Открой глаза, Анна, – приказал он жёстким голосом, – и говори со мной вместе.

– Что, что говорить?

– Просто повторяй! – и Землерой вдруг смягчился. Почти нежным тоном он почти попросил: – Пожалуйста, Анна, не страшись так. У нас всё получится.

И Анна ему поверила.

– О, великая Дароносица, – заговорил он внушительным звонким речитативом, и свирепый вой ветра тут же стал тонким, лютым, как вой голодных волков, – мощная Дароносица, хозяйка почв и всех насекомых…

– О, великая Дароносица, – старательно бормотала вслед за ним Анна, и её онемевшие от холода искусанные губы с трудом раскрывались, и язык еле-еле ворочался во рту.

– Мы тебя обидели, жестоко оскорбили, – продолжил Землерой.

Пучок старых листьев, дрожавший на самой верхушке перекрученного дерева, вдруг застонал, и вся ветка, на которой он сидел, переломилась и обрушилась вниз – Анне, что и пикнуть от ужаса не успела, на голову. Землерой обхватил её свободной рукой и прижал к себе вплотную, и ветка разбилась о землю напополам там, где ещё совсем недавно Анна стояла. Листья тут же изорвал в клочья обезумевший ледяной ветер.