Маргарита Шиловская - Люцифер

Вопрос «зачем?» стал для нее неразрешимым и самым больным. Казалось, отыщи она на него ответ, ее жизнь сразу изменится, больше не будет этой тупой безысходности, мучительной апатии и болезненного безразличия ко всему. Но ответа не было. Как не было и того, кто мог бы показать ей выход.

Неужели все так и закончится? Жизнь удерживала ее на последней ниточке угасавшей надежды. Она ничего в своей жизни не успела, все эти годы прошли так жестоко и бестолково, словно ее историю писал кто-то психически больной, но что-то всегда удерживало ее. Теперь же она более не чувствовала этой связующей нити. Никто – страшное слово – никто не держал ее. Это была абсолютная свобода. Она могла делать что угодно. Убийственная свобода. Вдруг она поняла, что теперь может совершить то, о чем раньше никогда бы всерьез не подумала. Она обратила последнюю просьбу к тому, в кого больше не верила. Она просила помощи, просила поддержки, просила чуда. Но ничего не произошло. Никто не пришел.

Дея перекинула ногу через решетку, становясь по ту сторону ограды. В этой жизни у нее осталась только сама жизнь, и та была ей в тягость. У других людей есть хоть что-то, что держит их в этом мире, у нее же нет ничего. Она взялась руками за перила и слегка качнулась в сторону воды, нависая над темнеющими волнами. Холодный ветер обдувал влажные щеки. Никто не пришел. Никто не придет. У ее истории не будет счастливого конца. Сейчас она спрыгнет и от этого ничего не изменится в этом мире. Ни один человек не заплачет по ней, ни один не поинтересуется, что с нею сталось. Осталось только разжать пальцы и долгожданная тишина. Жизнь ей давно не приносила радости, но что-то внутри нее заставляло двигаться дальше, заставляло вставать каждое утро, заставляло поступать правильно.

Вот и теперь это чувство спокойно и адекватно интересовалось, что она, черт возьми, делает, но ее захватили другие ощущения. Она уже ощущала свободу полета и мягкую темноту, без боли и воспоминаний. Она наконец-то уйдет на дно. Так, наверное, и должно было быть, раз жизнь упорно этого добивалась. Там ее место. Дея устала бороться, она всегда знала, что когда-то проиграет. Быть может, сейчас тот самый момент покориться и просто отпустить руки? Она прикрыла глаза, подставляя лицо ночному ветру, вдохнула в себя эту частицу ночи и…

– Долго раскачиваешься.

– Чего? – она опешила, крепче сжав руками поручень.

– Я говорю, долго раскачиваешься, если уж решила прыгать, так прыгай, – будничным тоном ответил ей человек, встречи с которым она ждала полгода. Примерно с таким же недовольным лицом водитель автобуса прикрикивает на недопассажира, рассматривающего его через открытые двери и не решающегося войти.

У Деи даже дар речи пропал от такой наглости. Прыгать резко перехотелось. А вот желание врезать кое-кому по физиономии с каждой секундой становилось все сильнее. Она развернулась, чтобы перелезть обратно, но нога слетела со скользкого мрамора, и, ударившись головой об ограду, Дея полетела вниз, пытаясь зацепиться за ускользавшие перила. Мужчина схватил ее за руку и втащил обратно на набережную. Нестерпимо горячие ладони жгли ее даже через рукава пальто. От удара перед глазами плавали темные пятна. Земля подозрительно танцевала под ногами.

– Пусти, – сказала Дея. Как же она его ненавидела. Заявился, придурок. Ты был нужен полчаса назад, но не сейчас.

– Самоубийц не пускают в Рай, – заметил он, продолжая больно сжимать ее плечи.

– А убийц? – спросила Дея.

– Как ты узнала? – спросил он. Что это? Испуг? Растерянность? Он на мгновение ослабил хватку, и Дея успела вырваться.

– Что узнала? Я вообще-то сидела тем вечером рядом на скамейке, – ответила девушка, отходя на безопасное расстояние. Ей показалось, или он облегченно выдохнул? Земля опять начала вертеться без предупреждения и Дея оказалась лежащей на мостовой. Она прикрыла глаза, стараясь силой воли заставить мир, кружащийся вокруг нее остановиться.

Он поднял ее на руки и куда-то понес. Дея пыталась отпихиваться, но выходило как-то уж совсем беззащитно. Она ненадолго замерла и, собрав силы, попыталась вывернуться из его рук. От неожиданности мужчина чуть ее не выронил, но, прорычав что-то сквозь зубы, сумел удержать. Он ее усадил на переднее сидение машины и с хрустом всадил дверь обратно так, что машина едва не развалилась. Дея попыталась открыть дверь, но та не поддавалась, тем временем мужчина уже сел на водительское сидение и завел машину, а после разогнал ее до дикой скорости, чтобы у Деи даже мысли не возникло попробовать выйти.

Они ехали по извилистой дороге. Слева ее подпирали отвесные скалы, а справа она кончалась обрывом, за которым виднелось бушующее море. Свежий морской ветер врывался в окно, играя с прядями распущенных волос. Мужчина молча следил за дорогой, упорно не обращая внимания на ее взгляды, полные неприкрытой ненависти.

– Если бы можно было испепелять взглядом, то от меня давно осталась бы лишь горстка пепла, – заметил он.

– Куда ты меня везешь? Зачем я тебе? Кто ты вообще такой?

– Ах, точно. Мы же еще официально не знакомы. Хотя братишка, наверное, успел тебе что-то рассказать. Меня зовут Люцифер, – он демонстративно протянул ей руку для пожатия, которую она резко отпихнула. На несколько секунд машина, вышедшая из-под контроля, завиляла по неровной дороге.

– Если будешь вести себя подобным образом, я отвезу тебя обратно к реке и самолично утоплю, – пообещал он.

– Придурок, – не сдавалась Дея.

– Больше предупреждать не буду.

– Бе-бе-бе, – долетело до него. Дея отвернулась к окну, передразнивая его выражение лица. Люцифер закатил глаза.

– Я хочу показать тебе одно место, – примирительным тоном сообщил он, стараясь не обращать внимания на ее лицо, – и поговорить.

– Поговорить?! Возможно, ты в своей извращенной логике можешь допустить, что я добровольно хоть на секунду задержусь рядом с тобой, но знай, что твои планы коренным образом расходятся с моими. Я не намерена оставаться в твоем обществе, – отрезала Дея.

– Прошлой ночью мое общество казалось тебе единственным спасением, – заметил он.

Дея отвернулась. Он был прав, но она не собиралась сообщать ему об этом. Полгода она искала его везде, где только можно. А теперь он заявился, посмеялся над ее болью, как ни в чем ни бывало, упихал в свою машину и везет куда-то. Как будто так и надо.

– Пошел к черту. Ты человека убил.

Люцифер засмеялся.

– Это был далеко не первый, – ответил он. – И на твоем месте я бы вел себя повежливее, потому что твою шею я даже не почувствую под своей рукой.

– Я лучше умру, чем останусь с тобой по собственной воле, – заявила Дея, с вызовом смотря на его до чёрта правильные черты лица. Она невольно отшатнулась, когда увидела его глаза. Голубые, привычно холодные они совершенно посветлели, полыхая изнутри яростным светом. Где-то в глубине души она успела пожалеть о сказанном, но было уже поздно.