Илья Юдачёв - Хроники Ворона. Книга первая

Но особенно поражали размеры комнаты: она была чрезвычайно широкой и просторной, с высоченным потолком, и совершенно неясно, каким чудом уместилась в крохотный с виду дом.

– Хорошая кровать, – заметил Зоран.

– Она нам очень подойдет, – согласилась Адела и толкнула наемного убийцу в грудь, отчего тот рухнул на огромное белое ложе.

«Никогда не встречал таких властных женщин. И никогда прежде не нервничал перед сексом».

Он все еще чувствовал аромат ее духов, когда проснулся. Но чародейки в комнате не было, Зоран обнимал одеяло. Он встал, чтобы одеться и найти Аделу, но когда поднялся с кровати, заметил на тумбочке возле нее письмо. А на письме – серебряную цепочку с голубым топазом. Драгоценность, которую чародейка хотела подарить Зорану. Артефакт, суливший им вечную разлуку.

Встревоженный любовник взял письмо в руки и принялся его читать.

«Я бесконечно рада нашему знакомству. Это была поистине волшебная ночь. Ты подарил мне ее, и я благодарна тебе за это. Но это была наша последняя встреча, ибо вместе нам быть не суждено. Судьбы некоторых людей должны пересекаться лишь единожды, когда-нибудь ты это поймешь. Я ушла, потому что ты бы так не поступил. Я сделала это в значительной степени для тебя, но в еще большей – для себя. Возьми камень, я дарю его тебе от всего сердца. Он не раз спасет тебе жизнь. Прощай, Зоран из Норэграда».

Он взял в руки артефакт и яростно сжал его в своей ладони. Комната начала растворяться в воздухе, и Зоран уже мог рассмотреть очертания леса. Дом, в котором он провел ночь с Аделой, был иллюзией. Но то, что происходило внутри него между убийцей и чародейкой, было настоящим. Когда дом растворился полностью, Зоран обратил внимание, что его одежда лежит на земле, а сам он, голый, мокнет под проливным дождем, сжимая в руке письмо и драгоценность. Ему было больно.

Зоран с яростным криком швырнул в чащу леса артефакт настолько далеко, насколько мог.

«Никогда не думал, что могу чувствовать подобное».

Зоран оделся и, опечаленный, направился прочь из леса.

– Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило, – проворчал он.

А пока он шел, чья-то огромная, костлявая, похожая на ветку высохшего дерева ладонь подобрала с намокшей от дождя земли небольшой, прикрепленный к серебряной цепочке топаз.

Когда это случилось? И как это вообще могло с ней произойти? Нет, мама, конечно, говорила ей в детстве: «Флави, вечно тебя тянет на какую-то экзотику», но сама себе она в этом никак признаться не могла. И почему именно этот хромой Динкель, когда рядом с ней главный красавец труппы и первая ее звезда – Эмиль? На эти вопросы Флави никак не могла найти ответ, как ни пыталась. Но она точно знала: от Эмиля она никуда уходить не собирается. Все будет как всегда – так же, как было в ее детстве, когда она украшала свою комнату цветами: она походит вокруг какого-нибудь необычного вида заморского растения, полюбуется на него, но, привыкнув к его причудливой формы лепесткам и окрасу, вернется к прилавку с орхидеями и купит себе одну из них, после чего та навсегда останется на ее подоконнике.

Неудивительно, что Динкель ее заинтересовал. Он был необычайно, всесторонне талантливым человеком и с первого дня, как появился в «Цюрильоне», покорил этим всех других артистов: безупречный жонглер на сцене, вне ее он был еще и безупречной душой компании, когда волновал сердца своими напевами или под остроумные шутки оставлял без штанов всякого, кто рискнет сесть с ним за карточный стол. Кроме того, те артисты, которые знали Динкеля лучше других, говорили, что когда-то у себя на родине он был великим матадором. Но Флави никогда не верила этой смешной шутке.

А еще наблюдательная Флави знала: хромой жонглер был красив. Но далеко не той ухоженной, чистой и смазливой красотой, которой славился Эмиль. Это была суровая и понятная немногим красота побывавшего в десятках морских сражений, однако все равно остающегося на плаву судна: корпус его был в пробоинах, но при этом обращал на себя внимание тем, что некогда был построен талантливым корабелом из какой-то особенно благородной древесины.

Кроме того, Динкель ее любил, и она это чувствовала. Настоящей, отзывчивой любовью. И во имя этой любви был готов пойти на все.

Флави проснулась рано, когда Эмиль еще спал. Ее мучала бессонница. Она лежала на боку и сверлила глазами свою любимую заколку в виде бабочки, которая лежала рядом.

«Я должна была поблагодарить его тогда. Теперь мне этого уже не сделать, иначе это даст ему надежду. Жаль».

Флави развернулась и посмотрела на Эмиля, который спал как младенец, с умиротворенным и блаженным видом. Дыхание его было абсолютно чистым, никакого намека на храп.

«Я все еще с ним. Я всегда буду с ним. Хоть он и не прыгнул ради меня за борт».

Старый пастух Гремио говорил своему хозяину, что нельзя оставлять быка на пастбище вместе с коровами. Но тот был непреклонен.

«Нет у него, видите ли, денег на постройку отдельного пастбища. На самих быков у него деньги есть, а на то, чтобы вбить в землю несколько досок, – нет. Правильно, не ему же их ловить».

Гремио, разочарованно мотая головой, наблюдал, как здоровенный, размером по меньшей мере с двух взрослых коров, бык носится по всему пастбищу словно обезумевший, гоняясь за самками.

«Надо было мне, дураку старому, потолще цепь на него нацепить. Странно, что он еще клин не вырвал. И как мне его теперь успокаивать?»

В какой-то момент Гремио заметил, что бык догнал одну из коров и, как принято говорить у крестьян, начал ее «охаживать». Тут старый пастух и решил действовать. Он открыл калитку и, очутившись на территории пастбища, насколько мог быстро побежал к месту, где им для удержания быка на привязи был вбит – как оказалось, тщетно – кол.

Гремио довольно проворно вырыл из земли длинную металлическую жердь с утолщением на конце, предназначенным для того, чтобы не позволить звену цепи высвободиться в случае натяжения, и пошел, сжимая в руках этот незамысловатый предмет, в сторону занятых любовными утехами парнокопытных.

Приблизившись к укороченной стараниями огромного быка цепи, один конец которой все еще покоился на его шее, Гремио отыскал другой конец, который, освободившись от соседних звеньев, просто лежал на земле. Затем старый пастух принялся по новой закреплять на кол ржавую цепь, и когда он уже собрался приступить к тому, чтобы повторно вбить его в землю…

Бык закончил.

Могучее рогатое животное увидело несчастного Гремио, который совершал в этот момент сразу две ошибки: во-первых намеревался опять лишить быка свободы, а во-вторых был мужчиной, а значит – конкурентом.