Павел Волчик - Голоса другой планеты

Профессор присмотрелся – не может быть…

– Овцы? На планете Лира есть овцы?

– Нет, папа, – Эрида мягко улыбнулась, кинула взгляд на смущённого художника. – Это Монголия. Ари никогда не видел этой страны, просто слушал музыку и рисовал, для контроля. Вот фотографии для сравнения.

Следующие два пейзажа: Таиланд и Мексика; Хансен взглянул на подборку фотографий этих стран – изображение повторяло общие черты ландшафта. Он прошептал:

– Немыслимо. Антинаучно. Но работает.

Зажглись огни. Белое вьюжное поле, из земли торчат прозрачные глыбы льда.

– Южный полюс или северный…

– Нет, Фроуд, – услышал профессор глухой голос Ари. – Это она, Лира.

Хансен ускорил шаг. Экраны зажигались на высоких стенах. Новые глыбы льда, бесконечные белые безжизненные равнины. Он остановился, не решаясь шагнуть к самой широкой стене. К горлу подкатил ком:

– Там сплошной лёд. Никакой жизни, так? Мы размечтались, забылись…

Ноги его сделались ватными. Руки дрожали.

– Неужели вы перестали надеяться, профессор, – услышал Хансен странный голос Ари за спиной, – сделайте ещё шаг.

И он сделал.

Гигантское полотно озарилось белым светом…

…Причудливые, как сабли, разноцветные башни из хрусталя поднимались в небо. Крыши домов, свернувшихся улитками, щерились многогранными зубьями, переливающимися от зеленоватого света. Профессор уже понял, что это не лёд, а растущие из-под земли кристаллы. Крохотные существа, похожие на шёлковые платки, скользили по земле. Их тела, покрытые полупрозрачной мембраной, светились как рассвет.

Эрида и Ари стояли не шелохнувшись.

Кто-то включил динамик, и по залу разнеслась какофония звуков. Ноги сами пошли быстрее. На стенах возникали всё новые образы планеты Лира.

Фроуд Хансен почувствовал, как глаза наполняются влагой, он глядел на далёкие земли и не замечал, как напевает одному ему понятный мотив…

«Они пытались похоронить нас, но они не знали, что мы – семена».

Мексиканская пословица

Сегодня горы снова хотели меня убить.

С самого утра они собирали жирные тучи у вершин, ждали, когда мой крохотный караван пройдёт по ущелью. Я схитрил: переждал непогоду под защитным куполом и в полдень, когда заблестело лиловое солнце Голема, двинулся в путь.

У подножия хребта Заики, где ледник лежит в форме пригревшейся змеи, я услышал странный гул, скрежет и чавканье. Такие звуки мог издавать только лёд, смешанный с камнями и грязью. Через пять минут прямо перед моим караваном прошла лавина. Сначала в гремучем потоке, скрученная в спираль, пронеслась мачта ветрогенератора. Затем, всего на миг, из ледяной крошки вынырнуло тело в разодранном скафандре. Я успел разглядеть неоновую метку туриста на разбитом шлеме.

Зло берёт, когда я вижу их трупы. Жалкие дилетанты! Зачем они лезут наверх?! Голем – не Земля с её Гималаями. Местные горы невозможно покорить. Этим вечным громадам наплевать на человека: они позволяют ему карабкаться по своей треснувшей коже, а потом стряхивают, как надоевшую букашку.

К счастью, мой караван не пострадал. Ослы вовремя уловили опасную вибрацию и встали, как вкопанные. Именно поэтому я не использую роботов: ни один прибор не обладает тем чутьём, какое есть у животных.

Маски, которые я заранее надел на себя и на вьючный скот, тоже оказались кстати. Движущаяся масса льда и камней убивает мгновенно, но не многие знают, что следом в воздух поднимается ядовитое облако пыли, надышавшись которым, человек умирает мучительно и долго.

Уже второй год горы предупреждают, что я здесь чужой. Ну так что же? Сам знаю. Возьму у них кое-что и отправлюсь восвояси. Вчера мне повезло: в одной из шахт рухнул пол, под ним обнаружилась пещера. Куда ни плюнь – мерцающие зубья Лазурита. Редкая удача.

Горы делятся Лазуритом, но не терпят шума взрывов. Они будут мстить мне просто потому, что я нарушил их покой.

По обходной тропе пришлось подниматься вдвое дольше. Маска мешала обзору, но снял я её только тогда, когда мы ушли подальше от лавины и пересекли хребет Заики. Оттуда открылся знакомый вид: среди ослепительных вершин острый пик Смельчака́ – самой высокой точки на планете. Смельчак! Какое манящее название для сумасбродов вроде тех, на чьи останки я время от времени натыкаюсь!

Говорят, гору так назвали в честь капитана из состава первой экспедиции на Голем. Мало ему было открыть планету, годную для жизни. Нужно было ещё первым «покорить вершину». Имя погибшего капитана в истории не сохранилось. Известно только, что Смельчаком его называли ещё до восхождения. Команда тоже таинственно исчезла. Возможно, они отправились вслед за ним. Красивая сказка для альпинистов, съезжающихся сюда со всех концов галактики.

Одно «но»: Смельчак не просто высокая гора – это дремлющий вулкан, каких нет на Земле. По вечерам он белый, незаметный на фоне снежных вершин. Утром – нежно-розовый, как румянец на коже девушки, только не от рассветного солнца, а оттого, что его нутро накаливается изнутри. Природу этого феномена пытались объяснить многие, однако проверить на практике никто не решился.

Голограммки Смельчака идут за полцены в сувенирных лавках. Они довольно мило смотрятся в рубке корабля. Любой пассажир, узнав дешёвую фигурку одного из семи чудес галактики, обязательно ткнет пальцем и спросит: «О! Ты сам это видел?».

Люди как будто забыли, что истинное название самой высокой горы на Големе никак не связано с первой экспедицией и её капитаном. На языке тех, кто жил здесь задолго до землян, вершина именовалась «Шмелчакка», что дословно переводится как «ласковая смерть». После восхода температура пика повышается так быстро, что всё живое на его поверхности мгновенно превращается в пар.

К вечеру небо налилось свинцом, погода снова испортилась. Извилистая тропа терялась во мраке. Казалось, вот-вот и вступишь в пустоту. До дома оставалось километров пять. Ноги сами несли вперёд, но я себя сдерживал – торопливость может всё погубить. Пусть совершают ошибки глупые авантюристы, карабкающиеся по скалам. Настоящий мужчина не рискует делом ради острых ощущений: у него есть большая цель. Ценный груз, который достигнет сегодня плато Ветров, изменит не только мою жизнь, но и судьбу Великого Торгового Пути, а значит, и судьбы миллионов…

Впереди на тропе, у расколотого камня, что-то темнело. Пятно фонаря ещё не коснулось земли, а я уже понял, что передо мной лежит человек. Путник не шевелился. Казалось, что голова его не пропорциональна телу. Луч осветил грязный мотошлем, засверкала мокрая куртка.

Ветер принёс едкий запах жжёного пластика и резины. По скалам метнулись всполохи. Я приблизился к краю обрыва: в ущелье догорал аэроскутер. Обшивка смялась в гармошку, будто её дракон пожевал и выплюнул. Капли дождя с шипением ударялись о почерневшее лобовое стекло.