Яна Белова - Сны Великого Моря

– Это смертные бездумно набрались от нас наших пристрастий.

Марина поставила на диван сумку с задремавшим котом и оглянулась по сторонам – окон не нашлось, на стенах висели живописные гобелены со сценами охоты, морскими пейзажами и сюрреалистическими сюжетами, на деревянном прогретом полу вальяжно раскинулся пушистый ковер, на залитом воском столе доживали последние мгновения огарки свечей.

– Вот к примеру, сжигать себя после смерти, – невозмутимо продолжал Кэрсо-Лас, удобно устроившись на диване, – это ведь изобрели огневики, не хотели, чтобы с их трупами возились живые и взяли моду вспыхивать перед смертью. Правда, это было на заре времен, когда внутриземные представители огня еще помнили о своей силе. А что удумали смертные? Хотя вы наверно, лучше меня знаете…

– Сжигали на кострах ведьм, вдов и рабов, якобы обязанных и после смерти служить своим хозяевам, – вздохнула Яна.

– Да, а еще в знак протеста поджигают себя на площадях, – добавила Марина, – кстати, кремацию тоже они изобрели?

– Ну, кремация, это скорее мера необходимости, – пожал плечами Кэрсо-Лас, – на всех земли не хватило бы, хотя саму идею, огневики подкинули. Да и вообще в земной истории огневики расписались, пожалуй, побольше остальных. Оно и понятно, они сама страсть…

– А легенды? – вдруг осенило Яну, – например о Прометее?

– Переврано, все переврали, – улыбнулся Кэрсо-Лас, – коротка земная жизнь, коротка память смертных и велика их мечта о вечности, отсюда и богатство воображения…

– Так Прометея не было? – разочаровалась Яна.

– Был какой-то огненный, променявший вечную внешнюю сущность на мечту. Его потомки жили дольше и принесли не мало бед, мудрости и благодати смертным.

– Но печень ему никто не клевал? – Яна с видимым удовольствием сняла сапоги и протянула к камину ноги.

За резной решеткой полыхнули поленья.

– Надеюсь, ты не против?

– О, пожалуйста, – великодушно разрешил гостеприимный хозяин, – но какую печень ты имеешь в виду?

– Ясно, – Яна махнула рукой.

Марина сняла куртку и тоже присела на диван.

– Миф о Прометее не единственный, как я понимаю?

– Все великие мифы, легенды и сказки хоть на миллионную долю правдивы. Искажены подробности, факты, идеи, что уж говорить о помыслах и характерах героев подобных мифов, но что-то всегда реальность.

Марина привалилась к мягкому меху разметавшегося по спинке дивана плаща Кэрсо-Ласа. Теплый, а пахнет ледяным ментоловым холодком. Перед закрывающимися глазами вновь предстала прорезанная миллионами серебристых линий синева бездны и белые, похожие на мраморные, ступеньки убегали из-под ног, и громоподобный голос смеялся над страстями Прометея.

Марина заснула, уронив голову на плечо человека—ветра.

– Она спит? – удивленно спросил тот, разворачиваясь так, чтобы ей было удобнее.

Яна наклонилась над подругой, прислушалась к спокойному размеренному дыханию.

– Как сурок, – хихикнула она.

– В смысле спит крепко? – на всякий случай переспросил Кэрсо-Лас.

– Именно, именно. И честно сказать, меня тоже разморило, – для убедительности Яна широко зевнула.

– Ладно, отдыхайте, я забрал вас из вашей юдоли как раз в период статики.

– Это как?

– Долго объяснять, – поморщился Кэрсо-Лас, – достаточно сказать, что пока здесь не совершится полный цикл Парка, у вас на земле не пройдет и пяти минут. Цикл только пошел, так что…

– Цикл – это год, месяц, день?

– В переводе на привычное для вас исчисление?

Яна энергично закивала.

– Примерно что-то около пяти лет.

– Пять лет! – Яна аж присвистнула, – А у нас пять минут!

– Один год – одна минута, кажется так. Здесь время будете ощущать иначе. После цикла Парка, начнется цикл Калаэдэли, там сложнее – год за секунду, а следующая секунда за месяц…

Марина беспокойно заворочалась во сне.

– Ладно, пойдемте в гостиную, там диваны удобнее, – он легко, будто пушинку подхватил ее на руки и широким шагом направился к ныряющей в потолок лестнице.

Яна схватила рюкзак со спящим котом и свои сапоги, ринулась за ним, почему-то побоявшись остаться одной в этом пусть очень похожем на человеческий, но все-таки принадлежащем абсолютному нелюдю доме.

Планировка второго этажа в точности повторяла первый – камин на том же месте, но вместо гобеленов на стенах и на полу красовались расшитые чудесными узорами ковры. Вдоль стен стояли низкие широкие диваны, заваленные подушками разного калибра, на низком столике посредине комнаты высился резной, увитый тонкими металлическими листьями канделябр, достававший Яне до плеч. Свечи были цвета спелой ежевики.

Кэрсо-Лас словно хрупкое, бьющееся изделие опустил Марину на диван, достал из-под подушки два пледа, одним укрыл спящую девушку, другое протянул озирающейся по сторонам Яне.

– Отдыхайте. Я понимаю, вам трудно адаптироваться сразу. Собственно сюда я вас притащил именно для того, чтобы вы притерлись к здешнему климату, если так можно сказать, находясь в максимально приближенных к привычным вам условиях.

– Но мы не чувствуем дискомфорта, только усталость, – сладко зевнула Яна, не мудрствуя лукаво, устраиваясь на диване около камина, за решеткой которого тотчас затеплились угольки, – что неудивительно, учитывая пройденную лестницу и громадье впечатлений…

– Конечно, это же и ваш мир тоже, – усмехнулся Кэрсо-Лас, уже занеся ногу на ступеньку, – только завтра, пройдя такой путь, вы не заметите и тени усталости.

Яна закрыла глаза, невольно прислушиваясь к заглушенным усталостью звукам.

Кэрсо-Лас сбежал вниз по лестнице, хлопнула «входная дверь», неистово загудел снаружи ветер. В камине потрескивал сгорающим деревом набирающий силу огонь, на соседнем диване мирно посапывала Марина, заскребли коготки выбравшегося из рюкзака и теперь свернувшегося между подушками Маришкиного кота… и ни грохота трамваев, ни пьяных ссор соседей, ни извечного городского гула – только ураганный ветер, беснующийся где-то за крепкими стенами.

«Это мой мир» – подумала Яна, прежде чем окончательно провалиться в сон.

Марине снилось море, великий, безбрежный океан. Ласковое солнце танцевало на изумрудно-синих легких волнах, высоко в небе парили белые птицы. И не было страха, печали, забот, и радости почему-то тоже не было. Только покой и безмятежность. Пустота, которая совсем не тяготила, но оттого не переставала быть пустотой.

«Это прекрасный сон, но я хочу проснуться» – вдруг отчетливо осознала Марина.

Она открыла слипающиеся глаза. Уютно потрескивали в камине догорающие поленья, ровно горели свечи, где-то тикали часы. Стоп. Часов здесь быть не должно. Марина приподнялась на локтях и не смогла сдержать изумленного возгласа.