Валерий Раш - ОДИНЖ. Книга I. Пособие по выживанию для Бессмертных…

Вот и сейчас, он разрывался между желанием облегчить страдания друга и страхом. Еще одним незнакомым чувством, что испытал вчера, когда рука хозяина вместо шерсти стиснула его горло. Боялся, но все равно потихоньку подползал все ближе к свесившейся с кровати ладони.

Темнота окружала, накатывала волнами, била в веки, которые он не в силах разлепить. Тишина давила, редко через ее звенящий шепот прорывался тягучий и невероятно медленный удар сердца. Немощный и слабый, он, как паралитик, дерганными, рваными движениями пытался разорвать кокон глухоты, рвался во все стороны и затухал, не найдя края этого псевдо мира. Разум тщетно бился об эту преграду, на самых задворках упорно вертелась суматошная мысль, будто все это уже было. Причем не один раз, а множество. Чувство дежавю постепенно затухало перед набирающим обороты паническим страхом, предвкушением чего-то ужасного. Так, падающий во сне человек с ужасом ожидает встречи с землей, когда накатывает дурнота, а желудок упорно стучится в челюсти, в попытке сойти до приземления. Так, уходят в атаку, держа палец на спусковом крючке, зная, что магазин пуст. Так, он ожидал каждый раз в немом бессилии, когда же наступит… Что?!.. Разум метался, словно тигр в клетке, ища ответ на свой извечный вопрос. Если в этот раз он успеет понять… Вспомнить!.. То все будет по-другому… Все будет… Все…

Карлик бросил короткий взгляд на стонущего юношу, пухлая ручка стиснула нижнюю колбу маленьких песочных часов, желтые зрачки зло проводили очередную кровавую песчинку. Нарушая законы притяжения, она отделилась от скромной кучки в нижней колбе, вспыхнула, пересекая перекрученную границу, чтобы крохотным угольком влиться в клубящуюся тучу вверху.

Глубокая морщина пересекла широкий лоб, крупные капли пота покрывали мрачное чело, затекали за ворот белоснежной сорочки, щекоча толстую короткую шею, но ни единый мускул не дрогнул на застывшем лице. Казалось, только черные провалы глаз еще продолжали жить, разрываясь между пареньком и стеклянной колбой. Еще одна красная песчинка вознеслась, застыв посередине, будто решая, на какую сторону встать. Тело на кровати выгнулось дугой, набирающий обороты жуткий вой сотряс стены, скрюченные пальцы впиваются в веки, пытаясь выдавить глаза.

– «Борись», – едва слышно, почти не двигая губами, прошептал карлик, прожигая взглядом жидкую красную горку на дне часов, – «еще осталось время»…

День не задался с самого утра… Года два назад.

Скрученные судорогой пальцы, охрипший от крика рот, вкус крови на губах, – снова грыз подушку в беспамятстве. Хотя нет, сплевывая комок перьев, печальным взглядом взираю на снежный покров на полу, – все-таки разгрыз.

Белоснежный холмик перед кроватью зашевелился, просел, шапка перьев съехала в сторону, на меня неуверенно уставился фиолетовый глаз. Заметив, что уже подаю признаки жизни, Визор выполз целиком, утробно заурчал. Я в который раз задался вопросом, – как это у него получается при отсутствии рта. Весь его небогатый набор органов чувств и осязания, ограничивался огромным, на пол морды, глазом, да двумя короткими культяпками, что должны, вероятно, имитировать руки, но слабо с этим справлялись. Веретенообразное тело сужалось сразу за лапками, переходя в узкий, клиновидный хвост, который яростно двигался из стороны в сторону, взметая в воздух тучи перьев. Как вообще могло жить подобное существо: без органов пищеварения, дыхания… Визор был одним сплошным вопросом.

«– Оно не живет» – Поправил меня тогда Исра, – «Но существует. Это удел всех нерожденных…»

Со стоном переворачиваюсь на спину, голова вминается в прохудившуюся наволочку, остатки перьев колют шею, щекочут щеки. Через плотные шторы пробился крохотный солнечный зайчик, перебежками достиг кровати, робко коснулся свисающей с кровати руки, пытаясь втиснуться в ладонь. Тут уже не выдержал Визор: с утробным рычанием, малыш кинулся к хозяину, изо всех сил помогая короткими лапками.

В ладонь ткнулось теплое, урчащее, покрытое короткой мягкой шерстью, – привычно пригладил горбатую спинку, ощущая радостную дрожь единственного преданного мне существа.

Нерожденный… Немертвый… И то, и другое, верно. И то, и другое – моя вина. Если верить наставнику. А ему верить нельзя.

День, когда в моей жизни появился Визор, трудно назвать счастливым. Как и мое пробуждение. Но в такие моменты, я был рад этому несчастливому стечению обстоятельств. Ощущать под пальцами, чтобы там не говорили, – живое существо. Чувствовать, как, не имеющий своих эмоций малыш, выпивает без остатка мои. Те самые, которыми любой бы рад поделиться, но кому нужно такое «счастье».

– Несчастье ты мое, – Не прекращая гладить, свешиваюсь с кровати, наши взгляды пересекаются. Я отвожу первым.

Стало неловко перед малышом, – он, как зеркало. Если увижу в фиолетовом глазе гнетущую грусть, – это лишь тень моей, что уже стала собственностью малыша. В таком живом зеркале можно было увидеть целую палитру эмоций: страх, боль, отчаяние, гнев и жалость. В нем отражалось все. Кроме радости. Эту эмоцию мы все выпиваем без остатка. Может поэтому ее так мало вне наших сердец, а окружающий мир наполнен не самыми радостными впечатлениями.

Вот и сейчас, стоило вернуться к подобным мыслям, как малыш отлип от руки, запрокинул тупую мордочку и горько, жалостливо завыл, утробно вибрируя на невероятно высокой частоте. Еще пару минут он так и стоял, раскачиваясь на коротких ножках и качая головой. Печальная песня перешла звуковой барьер, – волны тоски и отчаяния, захлестывали с головой, ознобом растекаясь по телу.

Последнее эхо одиночества разбилось о холод стен. Последний куплет боли исполнен. Топот коротких ножек удалился от кровати, затерялся в глубине коридора, – я остался один. Теперь уже совсем: ни боли, ни радости, только мысли, от которых никуда не деться. Но даже сейчас. Пытаясь разогнать пелену беспамятства, скрывавшую мои сны, – я продолжал страдать. Это была не та боль, которую можно увидеть. Не та, которую мог почувствовать Визор. Словно тень, отголосок, фантом настоящей боли. Человек чувствует боль в отрезанной части тела. Я же, ощущал себя так, будто отрезали тело само.

И так, – каждое утро.

Сделав глубокий вдох, сжимаю до боли веки, массирую виски, чувствуя, как дрожат от напряжения пальцы, перед глазами калейдоскопом носятся цветные круги. Они накатывают, создавая иллюзию лабиринта или кроличьей норы, словно я брожу внутри головы, – запутавшись в себе, ищу выход. Или ответ. Что же скрывают эти лабиринты памяти? Что скрывает ехидная улыбка наставника. Почему я не могу вспомнить даже смутных образов того, что мучает по ночам. Почему!..