Мария Фомальгаут - Следующее января

Иногда мы менялись, я шел в дом левее или правее, иногда я переходил улицу, чтобы вернуться вечером в дом напротив.

И только кошка была одна-единственная.

Я не знал, почему.

Когда наступали холода, кошка приходила ночевать в каком-нибудь из домов. Мы считали это большой честью, когда приходила кошка, пускали её в дом, давали говяжью вырезку.

Кошка была всегда.

И кошка была одна.

Дальше здесь должна быть какая-нибудь история, как кошка, например, пропала, и мы все объединились, чтобы её найти. Только такой истории не будет, потому что кошка никуда не пропадала, каждый вечер она приходила к какому-нибудь дому. Или история про то, как кошка однажды обернулась, как будто звала меня за собой, и я пошел за ней, а там… …а там что-то было. Но такого тоже никогда не происходило. Пару раз я пытался наблюдать за кошкой, но ничего особенного не происходило, она шастала по улицам, останавливалась перед каким-нибудь домом, чтобы её накормили или впустили, гонялась за бабочками или опавшими листьями в зависимости от сезона…

Если вы спросите меня, что я делал в школе, я отвечу вам – не знаю. Если бы вы спросили моих родителей, что они делали на работе, куда они вообще шли, когда покидали дом – они не знали. Точно так же моя сестра ничего не знала о том, куда она уходит. Мы никогда не задавали себе таких вопросов, для нас это было естественным, как свет луны, днем тусклый на туманном небосводе, ночью яркий, как индейка на Рождество, как вечерний чай, как есть, как спать…

…когда мне исполнится восемнадцать, я уеду в большие города, буду испуган и ошарашен обилием разных домов, бешеным ритмом городской жизни… И уже потом, где-нибудь лет в тридцать я попытаюсь найти свой родной городок, и мне скажут, что городка с таким названием нет, и никогда не существовало…

Сегодня сын начал подтаивать – не сильно, а так, слегка, – сквозь его руку был виден чайник на столе и кусочек окна. Артур еще подумал, что рановато началось, обычно хватало на месяц, ну хотя бы на двадцать дней – а тут нате вам, через неделю.

– Ну что ты на меня так смотришь, а?

Это не сын, нет. Это говорит Элла.

– Как так?

Артур не понимает.

Элла смотрит на собственную руку, сквозь которую видна лестница на второй этаж и комодик, а что в комодике, толком никто и не знает, сто лет не заглядывали.

– Ну, мы виноваты, что ли, что вот так? Виноваты, да?

– Нет, нет, ну что ты…

– А что тогда смотришь так?

– Дорогая, тебе скандал нужен, или что?

– Да ничего мне не нужно! – Элла хочет хлопнуть ладонью по столу, ладонь проходит насквозь, – ни-че-го!

Выбегает из столовой в левую гостиную. Сын обреченно смотрит на Артура:

– Пап, да видишь же, она…

– …да вижу, вижу…

Сын хочет вытащить из шкафа какую-то книжку, надо же, в кои-то веки за бумажные книги взялся, – не может, рука проходит насквозь, наконец, книжка падает на ковер, сын пытается поднять, не может.

Сын. Почему-то у него нет имени, почему-то в памяти он остался просто как сын, еще спорили с Эллой, еще выбирали, Максимилиан, Эдуард, Мэтью, все было какое-то не то, потом было что-то в метрике, в паспорте, Артур не помнит, что именно. Надо бы посмотреть, только в метрике-паспорте уже не посмотрит, а свидетельство о смерти затерялось куда-то, кстати, может, в том комодике и лежит…

Артур подхватывает книгу, раскладывает на столе, хочет листать сыну страницы, тут же понимает, что сын читать и не собирался, хотел проверить, может он еще что-то взять в руки или нет…

Сквозь силуэт сына видно окно, и снег идет, что-то многовато за зиму намело…

Артур обреченно набирает на сайте:

ВАКАНСИИ

ТРЕБУЕТСЯ ГОРНИЧНАЯ…

ОТПРАВИТЬ…

– Ну, пап, мы пошли.

Вчера был январь, сегодня июньское утро. Кто-то как будто издевается над Артуром, снова и снова подсовывает это проклятое утро, и на календарь можно не смотреть, пятое июня, проклятое утро, солнце светит, Элла заходит в столовую, сейчас про заморозки скажет, и что розы холодом побило, так и есть, про заморозки говорит, и про розы. В первый раз Артур ей ответил, и что и без неё тошно, а тут она еще со своими заморозками, в этот раз Артур только кивнул, ну что ты, мы тебе новые розы купим, посадим…

– Да что это с тобой?

Это Элла.

– Да ничего… новые купим…

– Случилось чего?

– Ну, вот… розы холодом побило…

– Ты… ты чего так?

Алан вспыхивает:

– А тебе что надо, чтобы я тут разорался, что не до тебя мне, а тут ты со своими розами?

– Вот я так и знала, что тебе до меня дела нет!

– Ну, пап, мы поехали…

Артур машет сыну рукой.

Элла хлопает дверью.

В этот раз они поехали вместе в какой-то маркет за розами.

Артур уже знает, что будет дальше.

Артур ждет.

Надо чем-то занять себя, только вот чем, плохо, что выходной, даже на работу не поедешь, почитать что-нибудь, что ли, Артур видит, что в шкафу не хватает одной книжки, так и есть, лежит на столе, как лежала вчера. Кто-то, кто меняет реальность, не уследил…

Артур идет в правую гостиную, щелкает пультом, переключает каналы, смотрит на часы, ждет половины третьего.

…нет, в половине третьего в новостях еще ничего не будет, будет попозже, часа в четыре, авария на трассе…

Артур еще ничего не делает, он еще и не должен ничего делать, ему только вечером из морга позвонят, скажут…

Вечером звонят из морга.

Говорят.

…Артур ложится спать, просит кого-то, не знает, кого, чтобы завтра было четвертое июня, ну пожа-а-алуйста, они всей семьей куда-нибудь выберутся, да хоть бы вон, в ближайший лесок, на травке посидеть, чайку попить из термоса, сын, хорош в телефоне своем ковыряться, не знаю я, что значит скроллить, нет такого слова, ну, у нас не было, хорош уже, хоть на мир посмотри, что значит, что ты тут не видел, ничего ты тут не видел…

…утром идет снег. Много снега в этом году.

Артур спускается на кухню, щелкает чайником, спохватывается, что чайник пустой, вот черт, а прислуга на что, а эти все, (это Элла с сыном – эти все), хоть табличку вешай, кто последний допивает воду из чайника, наливает снова… Артур спохватывается, что кроме него, Артура, тут кофе пить некому, наливает полный чайник, в который раз думает, надо бы кофемашину какую, в который раз думает – на хрена…

В столовой мелькают тени, тень сына, тень жены, черт, а ведь просвечивают, просвечивают, надо действовать, надо спешить…

Чер-р-рт…

Сын хочет перевернуть страницу книги, не может. Артур не выдерживает, идет к сыну, листает, читай, давай, чего ты… это ж про этого… с индейцами он там… в Америке… как же его… не помню…