Александр Алдр Саг - Война, которой не будет?

Воевать при таких условиях можно бесконечно долго. Только бы платили как на войне. Только вовремя бы подвозили жратву. Только не кончалась бы водка, помогающая убить время, и заглушить, еще изредка проклевывающиеся мысли. Ну а многия мысли еще никого не сделали богатым иль счастливым. Когда все катится в тар-тарары, нужны не помыслы а инстинкты. Причем, чем животнее, тем предпочтительнее.

В тяжких раздумьях шаркает умаянными ногами по бесценным текинским коврам хмурый президент независимой Пишпекии. Слоняется, кидая смятенные взгляды в сторону напружинившегося ожиданием телефона прямой связи с председателем Подлунной. Еще чуть-чуть и измученный бессонницей и глубоко переживающий надвигающуюся импотенцию, вот-вот поднимет он трубку, а на другом конце провода приятный девичий голос, без акцента спросит:

– С кем из правительства республики Джуньху Вас соединить?

И ничего толкового еще не успеет он сказать, а часы истории уже начнут отсчет нового времени, новой эры, которая родится во всепожирающем огне новой «МИРОВОЙ ВОЙНЫ». Впрочем, эта самая война уже давненько тлеет на иудейских землях отнятых у арапов, афиганских теснинах и персидских просторах, да и в самой неприкосновенной Гегемонии ощутили немножко ее дыхание в один из сентябрьских дней.

– 2 –

Не так уж много часов надо современным машинам для преодоления расстояний по дорогам маленькой Пишпекии. Даже высокогорные перевалы небольшая помеха для хорошей военной техники, разработанной когда-то в Имперском Союзе, а теперь находящейся в надежных руках ханьских воинов. Воителей спешащих выполнять союзнический долг в полудикой стране вновь приобретенного братского народа. И если кто-то из представителей этого союзника может помешать исторической миссии, то есть приказ таковых безжалостно истреблять на месте. И необязательно по каждому таковому поводу проводить переговоры с местной властью, даже ставить ее в известность толи не всегда обязательно, толи всегда не обязательно.

Майору Васькину снилось, летит он на могучем боевом коне. Тулово защищает прочная, сверкающая словно осеннее солнце кираса, а в руке тяжелая боевая пика. Несется он под знаменем непобедимого короля, вместе с лавой таких же испытанных в боях товарищей. Без страха и жалости мчит на жидкую цепочку солдат в зеленых мундирах зажатую меж невысоких редутов. И вот, когда почти можно рассмотреть расширившиеся от ужаса зрачки того, молодого рекрута, которого он должен пронзить, воздух взрывается шквалом картечи. Противник исчезает за клубами дыма, а под копыта его скакуна опрокидываются окровавленные люди и лошади, падают растерзанные друзья. Конь хрипит, рвет трензелями рот, бросая с мягких губ красную от крови пену, но повинуется опытной руке держащей удила, почти не касаясь земли, летит вперед. И вот кирасир прорвался сквозь пороховую гарь, но сейчас не чует он подмоги соратников. Ужель остался совсем один? Только трепету некогда задерживаться в пылающем сердце. Впереди на бруствер проворно карабкается тот самый зеленый мальчишка. И кидает славный воин вперед привыкшую убивать руку, и невесть откуда взявшийся в ней старинный меч фальшион, сверкнув диким огнем, со страшным хрустом рвет мышцы и позвоночник не успевшего улизнуть человечка. Удар настолько силён, что отлетает в сторону голова, прихватившая за собой изрядную часть тулова. Только вот живое лицо, оперившееся пушком вместо настоящих усов, голубыми до прозрачности, полными вселенского укора, глазами впивается в Вовчика. Мертвые губы шепчут громче любого крика о том, как не целовала их еще ни одна женщина, если конечно не считать мамки…. И тогда огромная печаль пронизывает сердце майора. Останавливает он бег коня, хочет как-то оправдаться, пусть и бесполезны любые обеления. Мол, не я такой – жизнь заставила. Но самобичеванием даже во сне негоже долго заниматься и вражеская пуля плющится о его доспехи, мнет их словно бумагу. Удар опрокидывает навзничь, земля испуганно ныряет в преисподнюю и в заволакивающемся багровой тьмой сознании громко хохочет чей-то противный до зубной ломоты голос:

–

Никогда не жалей!!!

Проснулся Васькин весь в липком холодном поту. Все нутро трепетало толи от так явно полученного удара, толь от какого-то неясного, но щемящего душу предчувствия.

«Сердечко что ли стало пошаливать? Вот не хватало мне еще и этого в мои довольно молодые годы. Возможно араки поменьше употреблять надо, но где тут водки, настоящей добудешь. Верно, что некачественное пойло пробивает как-то некачественно. Печень за сутки обязана перерабатывать алкоголь, а зачем еще потребна? Но тут видимо полно еще каких-то токсинов или перезагрузка происходит чаще означенного». Он хотел крикнуть местную жену, которую использовал лишь только в качестве прислуги, по причине слишком юного возраста. Но, ухватив взглядом предусмотрительно оставленный в изголовье, слегка запотевший кувшин с колодезной водой, передумал. Торопливыми глотками утолил уже ставшую привычной похмельную сухость глотки и, быстро одевшись, вышел на еще темную улицу. Здесь ему немного прояснилась причина смутного беспокойства. Со стороны пишпекских позиций раздавался приглушенный гул, по всей вероятности, многочисленной техники.

«Ох уенишки, что-то тут сраслось да не к сему месту», – шевельнул он затуманеными мозгами и в некоторой растерянности направился к своим позициям.

В блиндаже Вовчик нарочито бодро спросил. – Ну, что там у нас с боевой обстакановкой? Собравшиеся почти в полном составе офицеры не скрывая тревоги, сообщили, шум возник еще с ночи, но приученные к спокойной жизни, сообщать о нем, вдруг да недовольному начальству, не стали.

Днем на супротивных позициях все было тихо и спокойно, что еще больше усиливало тревогу. От пишпекцев ни в аул, ни на позиции аджиков никто не являлся. Посланный для связи офицер толь заблудился, толи заблудил. Короче, не возвращался. Недобрые предчувствия имелись не у одного Вовчика. Сразу после обеда командир полка – полковник Разьебаев вспомнил о каких-то срочных делах в штабе дивизии. Ставка высшего командования находилась на реально недостижимом расстоянии в двести с лишним километров раздолбанных дорог. Отправиться туда, это как для правоверного хадж в Мекку. Надо бы хоть раз в жизни побывать, но сперва полжизни готовиться надо. Но тут такой казус, можно и поутруждаться. И у высокого начальства не завсегда выходит согласно старой армейской поговорке: – два просвета, три звезды и все заботы до ….ды. Озаботишься по полной, когда уяснишь когда сматываться надо. Прихватив двух офицеров, своих дальних родственников, комполка свалил на древнем «уазике», последней ходовой технике подразделения. Был еще танк. Но поскольку двигатель его сдох от старости, считалась эта войсковая единица танковым корпусом.