Александр Алдр Саг - Война, которой не будет?

Хани перед домом все также мирно возились с чужим барахлом. Майор, подкрадываясь, начал спокойно прикидывать, как половчее их отправить к их же праматери. Сперва из винтовки или же из автомата покрошить, аль сразу гранаткой побаловать, от которой, впрочем, шуму много, да толку с гулькин.... Но тут с неприкрытого тыла, с диким криком, из только оставленного сарая выскочил хозяин дома.

«Обкурился, видимо, – подумал Васькин, наблюдая, как на него несется этот джигит с жердью наперевес. – Вроде бы хорошо имперский язык понимал. Надо было на фарси предупредить, но теперь поздно об этом размышлять». Когда-то человек чуток поумнев взял палку. Приспособил ее, конечно, для того чтоб настучать другому человеку. Но прошли времена, и если чтоб настучать кому-то человек берет палку, то он глупо деградирует.

Одна только такая миниатюрная, всего-то 0,2953 дюйма пуля, выброшенная из столь невзрослого автомата, зажатого, к тому-же в неудобной правой руке, а остановила бегущего человека. Не просто застопорила, а откинула назад безобразно разворотив при этом всю грудь. Еще и обрывки легких довольно далеко разбросала по восточному таки прибранному двору. И вот тут неимоверно растянувшаяся секунда в бешеном галопе сорвалась с места, увлекая за собой все последующие.

Все. Больше времени ни на какие раздумья не оставалось. Вернее и само такое понятие как время исчезло совсем. Перешло оно в какое-то другое измерение. Потому что бой длившийся по командирским наручным часам считанные минуты, можно осознавать и как несоизмеримо больший срок, и как одно мгновение. Чуть более секунды и откинута безжалостно в сторону так любовно оберегаемая снайперская винтовка, а в освободившейся руке возникла граната. Другая рука без всякой команды от центрального процессора нервной системы уже выдергивает предохранительное кольцо с чеки запала, самостоятельно приняв решение не выпускать при этом автомата. Пяток секунд и во дворе взрыв кромсает все, до чего дотягивается. Меньше секунды, как пролетели осколки, а уже вгрызаются в тела врагов пули, выпущенные на джуньском заводе, и по идее не предназначенные для своих соплеменников. Но пули не знают родства, им, вполне возможно, по барабану куда они полетят, только бы лететь дурам. Но важно, чтоб их выпускала умелая рука, тогда их предначертание исполнено.

Васькин, пригнувшись, движется через пространство, где четверо корчатся в предсмертных судорогах. Но один, тот самый командирчик, похоже, еще не успокоился. Каким-то боковым зрением Вовчик заметил, как костенеющая уже рука выцарапывает из кобуры пистолет. Пуля, навскидку, без малейшего прицеливания перебивает запястье, словно прутик головку одуванчика. Вовчику некогда рассматривать отлетающую кисть успевшую схватить оружие, и лохмотьями свисающие белые пряди мяса…. Откуда столько крови в такой холеной конечности, если капли разлетаются рубиновым фейерверком. Также и некогда задумываться, когда он вдруг научился так стрелять. Короткая перебежка и очередь из подхваченного на ходу китайского «Калаша», по солдатам возле пикапа на улице. Еще трое, полностью и не уяснивших происходящее, распластались в пыли на чужой земле, отброшенные смертельными ударами. Воевать они пошли, а воинами стать не успели.

Даже не боковым, а каким-то затылочным зрением угадывается движение за спиной. Мозг опять не успевает с командами. Тело самостоятельно отшатывается в сторону пытаясь изобразить то, что фигуристы почему-то обзывают тулупом. Да, в тулупе этого не исполнить, но падать в нем несоизмеримо мягче. Автомат с ходу выплевывает оставшиеся пару-тройку патронов, к счастью для того, кто сейчас завладел им, в цель. Цель – желторотый мальчишка, нет как раз только рот и не желтый, нелепо взмахивает руками, пытаясь так же как Васькин изобразить акробатический этюд. Но к исполнению этого пируэта его подталкивают маленькие латунные штучки со стальным сердечником, бессердечные – сволочи.

Завершения трюка досмотреть не удается, поскольку из кузова автомобиля на улице, бьет ответная очередь. Смерть проносится так близко, что, кажется, бреет щетину на щеках. Страх, да нет, страх давно уже поиздержался, вместе с остатками совести, – удесятеренный инстинкт вновь заставляет отшатнуться как раз вовремя.

«Ого, настоящий боец попался, только позиция его явно проигрышная». Майор отбрасывает АКМ со столь быстро опустевшим рожком и, стараясь не слишком высовываться из подворотни, вновь стреляет из неудобно болтающегося ремнем на вые «Норинко». Автомат, как словно помнит свою вину, и посылает свои оставшиеся пули так яростно, что они с искрами рвут непрочную жесть пикапа. Находят, видимо, они безглазые стрелка, потому нет больше ответных выстрелов. Но натыкаются слепые подлюги на какой-то бензопровод, или канистру с горючим. В чреве автомобиля глухо ухает и почти сразу же начинает валить черный, ядовитый дым. Необходимое средство передвижения неотвратимо преобразуется в ненужный хлам. И к чему тогда вся кутерьма затевалась?

Бывший военнослужащий, а теперь человек без социального статуса, да и человек ли вообще, внимательно осматривает все поле брани. Не притаился ли кто-то недобитым. Сейчас бы покурить, спокойно притулившись в безопасном уголке. Но то только мысль из забытых времен, – курить, как ни странно, не хочется, пусть и бросил такое дело вроде совсем недавно. Пульс чуть учащенный, но ровный, не зашкалила доза адреналина в крови ровно и не убивал себе подобных. Просто выполнил неприятную, но привычную работу. Ну, а слегка запыхался, так от разряженного воздуха высокогорья, который не успевает вентилировать когда-то бездумно прокуренные легкие….

Бляха медная солдатская! А это что за гроб зелененький на колесиках притулился у стеночки ранее не наблюденный. Узрел бы допреж, никогда бы в теперяшнюю авантюру не сунулся. Вон с башенки пушечка прямо в лоб целится. Аж волосы от загривка и до самого зада встали дыбом. Было б кому бабахнуть, давно бы стал прибабахнутый. Нет вдрызг разбабахнутый. С прибабахом уже сейчас все нормально, поскольку этакую заварушку затеял, толком не оглядевшись. А ить должен был мозгой жулькнуть откель столь народу приперлось. Явно не на одном мелком грузовичке. Вот ведь верно, мол, дуракам прёт….

Из-за горящего пикапа достигает его невероятно обострившегося слуха негромкий стон. Осторожно, держась подальше, обходит Вовчик чадящее железо, зорко посматривая по сторонам. Улица немноголюдная в любое время, теперь вымерла, как, вон те трое, распластавшиеся в неестественных позах, но им неудобства это, похоже, не доставляет. Только у стены дувала, еще один незамеченный раньше, но это из-за образовавшегося металлолома, сидит раненый солдатик. Еще живой, но вряд ли жилец на этом свете. Что-то крепко вошло в его живот, и теперь громко всхлипывая, мальчишка судорожно пытается руками удержать толчками вытекающую из него бурую кровь.