Озем - Тьма и Укалаев. Книга 2. Части 6, 7

Венера – Ну, и? Вы ему поддали, как следует? подрались? Вон у вас синяк под глазом.

Вадим – Тому синяку срок больше недели. Просто недоразумение.

Венера – Не нужно связываться с поселковской шпаной, тем более кидать парней на деньги. Вы еще легко отделались – внучек Жердычихи хлипковат… И лучше понять, что многие вещи здесь – харза, например – не про вас. И недоразумений не будет. В том числе и с милицией.

Вадим – Не постигаю я ваших намеков.

Венера – Какие уж тут намеки! Не лезь, куда не просят. Кстати, на выборы тоже не просили!

Вадим – Я и Игорю объяснял, и вам повторю. Я иду на выборы не ради победы – ради принципов. Я – независимый кандидат. В отличие от ваших мастодонтов – Седона и Коренева – у меня ничего за душой – ни административного ресурса, ни денег, ни фамильных заслуг. Я как чистый лист бумаги – тем и привлекателен. Надеюсь повлиять на избирателей, кто пока еще в сомнении. Назовите меня глупцом – пусть так! Вероятность моего выигрыша – меньше даже, чем преодолеть Провал. Я понимаю – не дурак. Сейчас без денег никуда. Конечно, мне лучше с кем-то скооперироваться, найти союзников…

Венера – Изредка проклевывается у вас здравый смысл. Политика – затратная сфера. В одиночку идти – синяки собирать в лучшем случае. И тайны свои не спрячете – оппоненты вытащат на свет.

Вадим – Венера, разумней не объявлять войну на уничтожение. Седоновский клан сейчас занят главным противником – Кореневым. И правильно – вы его добьете. Возможно, в этом деле я даже пригожусь?

Венера – Вадим Конрадович, не такой уж вы идеалист.

Вадим – Я чистый прагматик. Жизнь вынуждает.

Венера – Зачем мне это знать?

Вадим – Вам – незачем, а вот вашему патриарху – Валерию Михайловичу Седону покажется небезынтересным. Может быть, нам выгоднее заключить союз? Двое против одного – шансы растут.

Венера – Что вам по силам, Макиавелли из устанского музея?

Вадим – Не много. Но какую-то часть голосов я оттяну. Не у Седона, так у Коренева. Разгул демократии ведь! А в Укалаеве сейчас неразбериха похлеще. И немалой части населения из Комсомольского района не нравятся все эти фокусы с вактабами, лошадьми, Бесуж и прочим. Люди предпочтут простые привычные вещи – и кандидатов, не отягощенных подобным наследством. Дальше объяснять?

Венера – Мне ясно, что Седон без вашей помощи не обойдется, тем более не выиграет. А вам что требуется?

Вадим – Повторяю, я – прагматик. У меня большие планы. Меня привлекает политика. Я намерен создать независимую партию – от идеи не откажусь. Потребуются серьезные средства. Нынешние выборы – не главное. Мы нацелимся на будущее. В Германии экологические движения на гребне успеха. И мы когда-нибудь догоним. Мы еще коммунистов опередим!

Венера – Я в восхищении, Вадим Конрадович! Дело за малым. Все упирается в деньги.

Вадим – Я полагаю, что у Валерия Седона на кону стоит гораздо больше, чем та скромная сумма, которая меня вполне удовлетворит.

Венера – Ни разу не думала про вас так. В каждом человеке – темные глубины Бесуж. Заглянуть в вашу душу?

Вадим – Эти сентенции действовали на моего отца – не на меня. Могу я надеяться, что вы передадите предложение Валерию Седону?

Венера – Да пожалуйста! Не пожалеть бы вам после.

Вадим – Не пожалею. Похоже, далеко идти не нужно. За столиком я вижу Седоновскую наследницу сразу с двумя кавалерами.

Венера – Ну, Татьяне-то точно не до вас… Вон еще один устанский гость. Не вас он ищет? Не стану отвлекать…

Вадим – Не меня. Богдан договаривался.

Богдан – Виталий? Очень хорошо, что я вас увидел.

Микушин – Не догадываюсь, что в этом хорошего. Ладно, встретились. Пить будете?

Богдан – Нет. И вам не советую. Нам предстоит серьезный разговор.

Микушин – Зачем назначать встречу в Катеринке, если не собирались пить? Вы что, мазохист, Богдан? А я выпью! В Укалаеве нельзя не пить – иначе мозги размягчатся…

Богдан – Виталий, давайте не будем об укалаевских мистериях. Ни для вас, ни для меня Укалаев не является родиной. То, что здесь творится – за гранью нашего понимания. Договоримся сразу – мы нормальные, здравомыслящие люди.

Микушин – Кто? Мы? Заметано. Тогда чего вы такой здравомыслящий и встрепанный? Вам будто иголок за шиворот насыпали. Спокойно друг, сохраняйте здравый смысл. Я же сохраняю!

Богдан – Это вы-то сохраняете? Вам иголок насыпать надо!.. Черт с вами! Что выбираете? Водку? Наливайте!

Микушин – Сразу бы так. Уважаю.

Богдан – А я тебя ненавижу! И все равно вынужден просить… Колбасу пододвинь. Спасибо. Закусить надо, а то в голову вдарит…

Микушин – Точно. И здравый смысл тогда – адью…

Богдан – Кончай ерничать! Ты переменился, Виталий, с той поры, как приехали в Укалаев. Тогда ты был чопорный, весь собранный в струночку, причесанный, чисто выбритый – прям стерильный. Ни одного простого словечка, ни лишнего жеста – робот, а не человек.

Микушин – Ты бы еще вспомнил, что до Кемави было.

Богдан – При чем здесь Кемави? Ты к нему каким боком? Оставь это укалаевское имечко! Приди в себя! Вспомни – сейчас май месяц, заканчивается двадцатый век, Россия на полных парах мчится к демократии, ты – молодой чиновник, нормальный интриган и карьерист, женатый на дочке своего босса – обыкновенный прохиндей, и жизнь у тебя самая обыкновенная – по крайней мере, была… до того, пока ты не приехал в Укалаев. Уяснил сие?

Микушин – Порядок! Чтобы закрепить – еще выпьем.

Богдан – Виталий, зря я повез тебя к укалаевкам. Скажу откровенно (только не обижайся! на правду не обижаются) ты – серая посредственность. Не способен преодолеть рамки собственной нормальности. Ты – робот, а не человек! И вот ты столкнулся с аномалией, ибо Ануся – аномалия, вирус, угроза. Для таких, как ты – для всего нормального мира. И машинка в твоей голове не сдюжила – сломалась. Но ты на удивление стойко это перенес. Вон даже нахватался укалаевских словечек.

Микушин – Ваш диагноз убийственен, профессор. Что ты сказал? В морг – значит, в морг! Еще налить?

Богдан – Тьфу! Как ты можешь сидеть тут и пить?! Как ты можешь спокойно разговаривать?! Э-эх! Мицкисы водку на травах настаивают… Не в то горло пошла. Кха, кха!

Микушин – На чем мы остановились? Что я – чудовище, так?

Богдан – Нет, не чудовище.

Микушин – Еще хуже – посредственность. Прохиндей, Жигало. Ничего из себя не представляю, и если бы не связи тестя… Мне страшно подумать, где бы я очутился…

Богдан – Виталий, не в обиду тебе будет сказано…

Микушин – Да ты, друг, обнаглел! То есть, ты всегда был рыжим и наглым, но сегодня переплюнул себя… А собственно, кто тебе дал право обзывать людей – ставить их на полочку и ярлыки клеить – этот Кемави, а этот прохиндей… Это я прохиндей?! Я должен стерпеть?!