Елена Леоненко - Минус одна минута. Книга третья. Последняя земля

Тут появился Герман, и Тимофей не нашел лучшего способа сорвать свое раздражение, чем окрыситься на него:

– Ты его в Долине размещал, что ли? Дольше не мог ходить?

– Никто не хотел брать его к себе, – бесстрастно объяснил тот. – А оставлять его без присмотра я не рискнул. Пришлось очень долго уговаривать Гордея.

Тимофей счел своим долгом еще некоторое время демонстрировать свое недовольство, потом сердитым жестом указал Герману на диван:

– Садись, поговорим.

Эктор сел, ни одним мимическим движением не выдавая своего отношения к происходящему. Тимофей с размаху сел рядом и покосился на него.

– Все понял?

Герман пожал плечами:

– Кое-что. Вы это имели в виду, когда говорили, что у вас есть план?

Тимофей скривился: будучи осуществленной, его первоначальная идея уже перестала ему казаться осмысленным планом.

– Это, – все же вынужден был признать он. – Теперь у каждого на Равнине есть куча двойников.

Вопреки его ожиданиям, Герман не задал ни одного вопроса: то ли позволил себе обидеться на хозяина, то ли понял больше, чем говорит… Тогда Тимофей тоже замолчал: нечего баловать экторов. Если интересно, пусть сам просит о продолжении, а пока и без него есть о чем подумать.

Итак, можно надеяться, что в ближайшее время Власть-камень (так, кажется, это назвал Галилей?) окажется у него. Судя по энтузиазму сегодняшнего функционала (будем называть всех двойников именно так – надо же как-то отличать их от экторов?!), ему все должно удаться. Что будет происходить дальше?

Выигрыш первый: Стас больше никому ничего не сможет внушить. Небольшая, но чрезвычайно важная деталь: он даже не сможет больше усиливать внутренние наказания за попытки ослушания.

Хотя… Честно говоря, это – вовсе не факт: вполне может быть, что камень уже воспринимает именно Стаса как своего хозяина. В этом случае Стас даже в отсутствие Власть-камня сможет продолжать впаривать народу все, что пожелает…

Выигрыш второй: можно будет самому влиять на жителей Равнины в любую желательную сторону.

Снова не факт: этот выигрыш может иметь место опять-таки только в том случае, если Стас вместе с камнем утратит и способность с его помощью влиять на умы. А если чертов Галилей предусмотрел опасность перехода чертова артефакта в другие руки и застраховался от нее?

И, наконец, самое главное: как это выяснить? Выяснять-то в любом случае придется собственной шкурой… И если Галилей все-таки оказался чересчур дальновидным, то можно и вообще ничего не узнать. Тем более что, в отличие от Стаса, ни латынью, ни итальянским он не владеет – то есть не сможет даже прочесть, что в этой дурацкой тетради написано.

Да уж… Вполне может случиться так, что никакой великой пользы не будет даже и от этого функционала. Тогда зачем все это было сделано?! Только ради того, чтобы Стасовы функционалы тоже бродили по Равнине и своими действиями дискредитировали свой прототип? Выигрыш сомнительный, что и говорить.

– Я не понимаю трех вещей, – заговорил наконец Герман. – Во-первых, как этих… не знаю, как их называть… отличить от обычных парцелов? Я смотрел очень внимательно: разница была только в одежде и выражениях лиц. Все остальное – как две капли воды.

Действительно, а как их отличать-то?! Не подумал, не подумал…

И Тимофей, неожиданно сильно уязвленный собственной непредусмотрительностью, раздраженно сообщил:

– Называй их функционалами. Что еще?

Судя по быстрому взгляду Германа, тот прекрасно понял: ответа на первый вопрос у хозяина не имеется. Сообразительный, поганец…

– Во-вторых, я не понимаю, где они все теперь будут жить.

– Они не будут жить, – ворчливо заявил Тимофей. – Они появляются только для того, чтобы исполнить какое-нибудь неосознаваемое желание их прототипа. После этого они исчезают. Зачем им дальше-то жить?

– Понял, – кротко кивнул Герман и помолчал, прежде чем озвучить самый главный (и самый неприятный) вопрос:

– А еще мне неясно, зачем вам это было надо. Вы же могли просто создать одного-единственного такого функционала, чтобы он выяснил все про этот камень и точно так же принес его вам. Остальные-то вам зачем?

Ясное дело, додумался. Наверное, такого эктора можно считать изысканным комплиментом его хозяину, вот только радости что-то маловато от такого комплимента…

И Тимофей нехотя пояснил:

– Каждый такой функционал наглядно демонстрирует всем окружающим, что за человек его прототип. И если прототип хочет чего-нибудь гадостного… Кстати, ты, я надеюсь, не сомневаешься, что в глубине души каждый человек хоть чего-нибудь гадостного да хочет?

Герман изобразил лицом что-то неопределенное, и Тимофей удовлетворенно кивнул.

– Так вот если прототип чего-то гадостного все-таки хочет, то у него появится функционал, который это гадостное сделает. И как, по-твоему, окружающие смогут понять, что это сделал не сам прототип?

Герман немного поразмыслил, утвердительно кивнул и все-таки осторожно уточнил:

– Но вы ведь тоже не можете знать, чего хотите в глубине души, правда? Тогда ваши функционалы точно так же будут…

– Заткнись! – яростно взревел Тимофей. – Думаешь, я всего этого не понимаю?! Я не смог иначе! Просто не придумал, как сделать, чтобы было по-другому! Вот такой я идиот!

Ошеломленный Герман даже лицом потек: еще ни разу на протяжении всей его экторской жизни хозяин не высказывался о самом себе в подобном тоне, и теперь он понятия не имел, как на это реагировать.

Тимофей в бессильном гневе стукнул кулаком по подлокотнику дивана и даже замычал – так горестно, будто только что собственными руками разбил драгоценную китайскую вазу какой-нибудь славной эпохи.

Некоторое время он сидел молча, и Герман с некоторым испугом начал подумывать о том, чем ему будет угрожать факт нечаянного присутствия при столь крамольных откровениях хозяина.

Однако через несколько минут Тимофей вдруг спокойно спросил:

– Ты что-то еще знаешь… о моих функционалах?

Эктор даже вздрогнул от неожиданности, но все же заставил себя ответить честно:

– Только о том, который приходил к Антону. Он обошел почти всю Равнину. К нам весь день таскались разные экторы и рассказывали… Словом, все в шоке, потому что извинений от вас никто не ждал.

Он немного подумал и решил бросить шапку оземь:

– Кстати, я тоже удивился. Никогда бы не подумал, что вы… что вас так волнует, как о вас думают другие люди.

Тимофей саркастически усмехнулся:

– Не поверишь – я бы тоже никогда не подумал…

Он покосился на потрясенного Германа и усмехнулся еще ядовитей:

– Вот такая вот сегодня у нас с тобой ночь откровений.

Эктор предпочел промолчать: и так уже сказано раз в сто больше, чем было бы достаточно для внутренней революции. А Тимофей, к вящему собственному удивлению, продолжал: