Андрей Аликсеев - Мир Умбра

После каждой пары слов Тарас на несколько секунд умолкал, собираясь с силами. В его горле булькало и хрипело. Бледность растекалась по застывшему лицу, покрывающемуся крупными каплями пота. Тарас с такой силой прикусил посиневшую губу, что потекла кровь:

– Дай руку!

– Чего?

– Руку дай! Идиот, ЛЕВУЮ! – почти крикнул Тарас и, с невесть откуда взявшейся силой, оттолкнул протянутую правую руку и схватился за ладонь левой. Крепко, до боли, сжал. Кисть пронзило невидимым лезвием. Я едва сдержался, чтобы не заорать и не вырвать свою руку. Перед глазами поплыли круги, все вокруг потемнело, а в следующую секунду меня почти ослепило ярким светом. Перед глазами неслись диковинные картины: поле с сияющим над ним зелёным солнцем, бескрайнее малиновое море, каменный лес, безумно сложные геометрические фигуры. Я взлетал в небеса и парил в бездонном, непроглядно чёрном пространстве, где не было абсолютно ничего. Потом рухнул вниз и провалился в желеобразный океан. Ярко-жёлтый, бездонный, полный невероятных существ. Меня бросало в жар и вымораживало до онемения. Вокруг благоухали цветущие сады, сменяющиеся смердящими жерлами вулканов.

Кажется, прошло по меньшей мере сто лет, пока не вернулась острая боль. Тошнотворный кульбит и я вижу себя со стороны: стою на коленях на полу… держу себя за руку… очень хочу, чтобы друг помог мне, ведь я могу положиться только на него… он всегда мне помогал… всю жизнь, с детства… я напуган, мне жутко больно и холодно… я не хочу умирать.

«Схожу с ума» – пробилось сквозь нагромождение образов. Мир кувыркнулся ещё раз, меня выдернуло и швырнуло в собственное тело. Теперь я смотрел на Тараса, продолжая ещё жить его мыслями и чувствами. Всё оборвалось также внезапно, осталось только жгучее чувство в ладони.

Тарас впился в меня взглядом, будто надеясь что-то разглядеть в глубине моих глаз:

– Прости, братишка, я сплоховал… – Его рука обмякла, потом дернулась, он выгнулся и повалился на пол.

Перехватило горло, по глазам резануло и щёки в миг стали мокрыми. Я запрокинул голову назад, рванул себя за волосы и завыл. Через несколько минут, растянувшихся на века, утреннюю тишину улицы вспороло сиреной. Ещё одной. И ещё. Звуки приближались, разрывая тишину тихо спящих утренних дворов.

«Сейчас приедут, сейчас приедут, сейчас приедут» – наползали мысли друг на друга. Я сидел рядом с неподвижным другом, раскачиваясь из стороны в сторону и, как заведенный, повторял эти слова. Перед глазами проносились лестница, окно, площадка, двери, тело Тараса, отброшенный в сторону рюкзак. Какая-то мысль пыталась пробиться сквозь бесконечные «сейчас приедут». «Что он говорил про планшет?» – я дёрнулся к рюкзаку, схватил лямку, дернул молнию. Вот планшет. Спрятать! Покрутил головой по сторонам по сторонам – голая лестничная площадка. Дверь открыть никак не успеваю – снизу уже слышен скрип тормозов. Перепрыгивая ступеньки, взлетел к окну и едва успел запихнуть планшет между подоконником и батареей, как снизу хлопнула входная дверь и парадная заполнилась гулким топотом. Я осторожно вернулся к двери и сел на пол рядом с Тарасом.

Первыми на площадку, как чертики из коробки, выскочили полицейские с автоматами наперевес. За ними поднялись невозмутимо спокойные медики и разбуженные соседи. Завертелась круговерть полицейской работы, засуетились медики, заохали соседи. У меня слипались глаза, мир продолжал кружиться, к горлу волнами поднималась тошнота, а сердце сжало тисками. Я даже не заметил, как мой мозг, словно зависший компьютер, отключился и перестал воспринимать происходящее.

Я проснулся от невыносимой боли в сведенной ноге. Пытка какая-то, честное слово. Пальцы скрючило и никаких сил не хватает распрямить обратно. Кажется, будто в ступню через пятку вставили стальной прут и теперь проворачивают туда-сюда. Пришлось схватиться обеими руками за ногу и с ожесточением тереть её. Ну вот, немного отпустило. Сел, огляделся. Что за ерунда? Деревянная полка, облупившиеся стены без окна и массивная железная дверь, всё это отвратительно густого зеленого цвета. В довесок ко всему, жуткая вонь от грязной кучи какого-то рванья на полу. Куча пошевелилась и смачно захрапела.

События прошедшей ночи плохо восстанавливались в голове. Отлично помню ресторан, Семёныча, мерзкое пиво. Помню, как вышел на Садовую, как подошёл к подъезду. А дальше – пустота. Голова трещит, словно с дикого похмелья. Вроде не так много и выпил. Еще болит лоб и под правым глазом. Я ощупал голову – ну точно, шишка. А под глазом фонарь, надо думать. Похлопав себя по карманам, обнаружил пропажу телефона, документов, денег. Может мне дали по голове и обокрали? Тогда где я? На больницу не похоже, скорее на СИЗО. Долго гадать, что произошло и где я нахожусь не пришлось. Загремел ключами и отпер дверь молодой лопоухий сержант, в мешковатой форме на пару размеров больше нужной.

– Мальцев, на выход!

– Куда?

– Рот заткни! На выход, значит – на выход. Вопросы здесь будут задавать тебе. – Несмотря на молодость, хамил полицейский, уже вкусивший безнаказанной власти. – Руки за спину, лицом к стене!

Щелкнули наручники, загремели ключи. Сержант запирал-отпирал двери, ведя меня по слабоосвещенному узкому коридору. Кажется, страх и ненависть за многие годы впитались в эти стены и теперь вместе с низким потолком давят на плечи. Тягостное безмолвие коридора нарушается только лязганьем засовов, да звуками шагов арестованных и конвоиров.

Сержант отворил очередную массивную дверь и пропустил меня в комнату без окон, зато с невероятно скромной обстановкой – стол и два стула. Одно хорошо: уходя, он забрал с собой наручники, уже успевшие содрать кожу на запястьях. Сел на один из стульев, потёр ссадины. Ждать пришлось долго и я, от нечего делать, принялся внимательно разглядывать комнату. Здесь тоже всё выкрашено в мерзко-зелёный. Ремонта не было давненько. На стенах краска потрескалась и кое-где отвалилась. На потолке влажные разводы и свисающая бахромой побелка. Линолеум на полу настолько затёрт, зашаркан, что невозможно определить его первоначальный цвет и узор. Затхлый запах нежилого подземелья замечательно дополняет картину. Именно так я себе и представлял какую-нибудь допросную по фильмам и книгам.

Дверь, противно заскрипев, лязгнула и впустила мужчину невысокого роста, худощавого, одетого в хорошо сидящий на нём тёмно-серый костюм. Я подскочил со стула, не зная, как положено вести себя на допросе. Мужчина стремительно пересёк комнату, бросил на стол тощую картонную папку на верёвочных завязках и указал мне на стул:

– Садитесь, Мальцев. – Голос оказался ниже, чем можно было ожидать от человека такой скромной комплекции. – Олег Антонович Юревич. Ваше дело буду расследовать я.