Озем - Тьма и Укалаев. Книга первая

АНЯ – Ты ей косточки перемыла вплоть до зубов. А зубы – тоже кости?

МАРИНКА – Шутки твои… Я хотела сказать – меня не касается.

АНЯ – Так брось ты поминать Таньку Седон – как приехала, так и уедет со своими кавалерами, нам не угнаться за ней.

МАРИНКА – А может, я красивее ее!

АНЯ – Ну, конечно!

МАРИНКА – И без Танькиной сбруи и штукатурки – в сотни раз красивее! Ее черный кавалер, который в джипе сидел – он на меня уставился! Что-то лопотал – я не поняла – но смотрел точно!

АНЯ – Сейчас он на этом джипе зашуршит, подкатит и спросит – а не подвезти ли вас, прекрасная рани? Самой не смешно? Маринка, честное слово, поздно уже – похолодало, а нам еще до дома идти. Вечереет, и предстоящая прогулка мне нравится все меньше…

МАРИНКА – Чего трясешься? До темноты раньки не появятся и не шуганут… Или ты маньяка опасаешься, что ли? Того, который с ножичком? Как ты говорила – самой не смешно?

АНЯ – Типун тебе на язык! В этом мало приятного…

МАРИНКА – Да ладно, брехня все это! Если что и случилось, то люди нагородили с три короба больше. Маньяк в Укалаеве – прям кино!.. Поменьше надо шляться в поселок укалаев, обходить Котуть за три версты – вот ничего и не случится.

АНЯ – Ты смелая – встретишь того маньяка и изувечишь его своими острыми коготками, или косметичкой голову пробьешь, а еще лучше – парализуешь его духами, купленными в Кристалле – им лучшее применение… Одним словом, применишь смертельное оружие!

МАРИНКА – В обиду себя не дам!

АНЯ – Пустое! драпанешь без оглядки, что только ветер засвистит.

МАРИНКА – Ведь он никого не убил, не покалечил серьезно – малахольный какой – то!.. Мне кажется, что он ножичком забавляется потому, как не способен ни на что.

АНЯ – Проверить желаешь? Ох, Маринка, накаркаешь…

МАРИНКА – И что теперь дома торчать? В жизни раз бывает восемнадцать лет!

АНЯ – У тебя уже было – когда ты со своим Лешкой связалась.

МАРИНКА – Плевать на Лешку, плевать на того малохольного! Кутусь, а давай закатимся в Гон Виру, развлечемся!

АНЯ – Куда??

МАРИНКА – Ах ты не знаешь! Самое, что ни на есть, новомодное местечко сейчас в городе! На первом этаже в Катеринке устроили клуб. Открыты по пятницам и в выходные. Там помещение просторное, вход отдельный, и девушкам бесплатно, с парней плату возьмут. Все гораздо проще, чем в ресторане – ди-джей, музыка, танцы, дешевое пойло; и безбашенных малолеток туда Мицкисы не пускают. Пойдем, Кутусь, прихвати своего лейтенанта Косцова, я с Тарасиком – просто потанцуем.

АНЯ – Как-как называется это место попроще?

МАРИНКА – Гон-Вира, а что? Открылись еще весной, и контингент там не вовсе озабоченные подростки. Я в клубе бывала пару раз с нашими цеховыми ребятами, все тип-топ.

АНЯ – С цеховыми ребятами, говоришь? Значит, с парнями – и каждый раз с новыми? Теперь с Тарасиком? И там прилично? Ах да, я вспомнила! моя мать недавно жаловалась, что в ее классе девчонки укалаевки из поселка совсем от рук отбились – у них экзамены на носу, они уже курят, выпивают, сквернословят – пардон, они так разговаривают, не желают читать русскую литературу и лить слезы с Татьяной Лариной – торчат в какой-то Гон-Вире. Вон оказывается, куда ходит наша продвинутая молодежь.

МАРИНКА – Литература им без надобности – ну, от слова совсем… Честно говоря, в средней школе я тоже была с литературой не в ладах – и после школы тоже, и твою Татьяну Ларину как сейчас помню… Но Кутусь, у нас куда ни пойдешь – везде можно встретить укалаев, и что теперь? Запереться в четырех стенах? Не бойся – твой лейтенант тебя защитит, а мне, так и быть, защита не понадобится.

АНЯ – Я с ним никуда не пойду!

МАРИНКА – Не плюй в колодец – придется напиться.

АНЯ – Сама и пей!

Все там же. Площадь перед администрацией Укалаева.

Троица странных личностей с кличками Ияй, Феоктист и Дурень.

Мальчик Семен Рожков, которого все зовут Золотцем.

Ияй – Други мои, наконец-то достигли мы цели своего путешествия. Приятно очутиться на родине! И дым отечества нам сладок и приятен… Вот он, Укалаев! Как в песне поется, пусть кричат уродина – а она нам родина… М-да, а город-то изменился. Многое для меня незнакомо – например, эта площадь – ее размеры подавляют. Зачем столько открытого пространства? Одни бетонные плиты, ни чахлого деревца и ни тени от него… Для каких важных надобностей теперь все это, я спрашиваю? Время революционных массовок прошло – нет ни того духа, ни тех ярких личностей. Жаль, скучаю я по ушедшей эпохе – под какими вдохновенными лозунгами тогда выходили на старую площадь перед правлением: смерть мировому капиталу! врагов народа к расстрелу! революция – мать наша…

К борьбе и смерти мы готовы как один.

Веди нас в бой, товарищ Чепухчин!

Да здравствует рождение нового человека! Обнажись и освободись от старорежимных предрассудков! Ух, как смело, ново! Молодая красавица Роза Мицкис кого угодно вдохновит и сделает своим неофитом – табунами за ней ходили…

Феоктист – Эк тебя заносит. Хотя да – Роза есть нечто, да! Она заморочила даже Николая Седона, настоящего революционного барина – царицу труда в его дворце ваяли именно с Розы – с обнаженной грудью, развивающимися косами. Потом, правда, набросили целомудренный покров на статую…

Ияй – Я и говорю, какое героическое время! Какие люди! Самому не верится, что лично знал – разумеется, Николай Сергеич Седон мне руки не подавал, брезговал, но Роза… Кажется, все было только вчера – вот целая жизнь пронеслась перед глазами – теперь уже не то… Пустота и чахлые деревца… Гм, здесь и сидит городское начальство? Вот и не правду говорят, что не место красит человека – иногда именно место! Мне думается, что прежнее-то место в старом Укалаеве было гораздо красивее. Современная архитектура – как бы выразиться помягче насчет того, что мы видим… Серые безликие здания, серый асфальт, жилые муравейники – безнадега. Покойный Николай Седон замыслил строить новый город по-другому. Взять его Дворец труда – высокое помпезное здание с колоннадой; сверху постамент со скульптурной группой рабочих металлургов из гипса. Внутри дворца чего только нет: колонны, лепнина, перила с точеными балясинами, еще настенные росписи, потолочное панно с первомайскими демонстрантами. И опять статуи, много статуй – говорят, их вылепили с реальных людей и – о, крамола! – не обязательно пролетариев… Дело не только в Розе Мицкис – ее одной было бы уже достаточно, но она ведь не одна. Даже сейчас, по прошествии лет, не идет из памяти другая девица – кажется, звали Евгенией, а проще Еней. Миленькая, с кудряшками, добрым круглым личиком; все бегала, суетилась, стихи читала, нежная была душа; вот с нее вылепили комсомолку с книжкой – а что? очень даже получилось! А статуи иных героев – строителей, землекопов, металлургов, ученых, спортсменов, красноармейцев… Пролетария – гегемона, конечно, изобразили с Авенаха Валиева, этого молодца с торсом древнегреческого атлета… Весьма, весьма авангардно – в духе времени… Ах, эта Евгения была исключительно хороша и в виде статуи, и натурально – она и уцелела, а Розина статуя нет, увы… Да, много воды в Исе утекло…