Владимир Муляров - Гафур. Роман. Книга 2. Фантастика

– Христианские мученики – это вспаханное и засеянное поле Господа. Возделанное Им Самим. Это та Его пшеница, которую ни взращивать, ни тем более убирать вам, смертным, не дано! Никогда больше не вмешивайтесь в Промысел по вашей прихоти и исходя из ваших благих намерений. Поскольку ваши благие намерения по сути, не благи. Ибо вы не видите картину мира целиком. Ваши благие намерения не благи даже в вашем родном периоде истории, не говоря уже о прошлом, в котором вы не живете и которое вы не понимаете. Уходи и обо всем расскажи другим. Все ваши попытки по вмешательству в судьбы Свидетелей Христовых в дальнейшем будут мною безусловно пресекаться! – Голос Его умолк, но картинки, которые еще несколько мгновений посылались напрямую мне в мой мозг, они, эти картинки, не оставляли ни малейших сомнений в отношении истинности сказанного Посланником! И это было жутко. Потом исчез и сам Светлоликий Ангел, но напоследок я услышала еще. Эти слова были сказаны им на русском языке и совершенно без какого-либо акцента!

– Да. Страх – это вера в плохое. Вера в неизбежность наступления чего-то крайне для тебя нежелательного, неприятного или губительного. Как и сказал наш брат. Никогда не поддавайся страху! – И клянусь, в последнем предложении, сказанным мне Посланником, содержались нотки иронии! Я представила себя, беспомощную и перепуганную насмерть, стоящую в этом нелепом костюме для работы в ортовремени, в камере пыток, в Древнем Риме. За две тысячи лет до моего рождения и в пяти тысячах километров от моего родного дома… Немая сцена в театре абсурда! …Тогда мне стала понятна вся безнадежность того, что мы делали! Да, вероятно можно как-то влиять на Историю мира. Но… Но… Существовали силы, которые вершат все по своему. А ты… как раб у господина, довольствуешься лишь крохами той мощи и… той власти, которую тебе никогда не позволят иметь в объемах чуть больших наперстка!

Через час я была с подробным и очень покаянным докладом у Арти. Побывав до этого с отчетом у своего босса – Ниэтель Футон. Нити, вопреки моим ожиданиям, тогда не устроила мне разнос. Но лишь сказала, чтобы я начала думать головой, а не… Да. А вот шеф…

Меня отстранили от Коррекции и сослали в средневековую Европу наблюдателем. Должность, прямо скажем, самая ссыльная! Тогда мы вовсю искали некоего субъекта по имени Тессей. Тщательно затерявшегося во времени и идеально заметающего следы. Для командира «семерки» такое положение означало крах всякой карьеры, граничащий с изгнанием. И почти на тысячу лет собственного времени я выпала из активной работы нашей организации. Вот так… Пока случайно не обнаружила… этого Тессея… И тот случай помимо крайне негативных последствий для моей карьеры, имел так же и положительное значение. Я поняла две вещи. Во-первых, я поняла то, что мы ничем не управляем. А во-вторых, то, что я… я грубо нарушаю Устав нашей конторы, который прямо запрещает человеку быть верующим. Вот так. Я, в отличие от моего отца, который всегда прямо отрицал существование Бога, в Бога верила и верю. Но набожностью никогда не отличалась. В то же время… если бы на моих глазах стали рушить храм, я, всего скорее… Впрочем, нет. Та Присяга, которую я давала, вступая в ряды защитников Истории, она во мне всегда побеждала человека, готового за веру пойти на смерть. Ответственный и дисциплинированный сотрудник всякий раз брал во мне верх над христианкой.

«Не поддаваться страху? А что происходит сейчас со мной? Что Произошло с Алессандро? И каким таким образом не поддаваться страху, если страх это одна из функций души?» – С такой мыслью, анализируя свои внутренние ощущения, я проследовала в сторону группы людей, сидящих под навесом в этом дивном заснеженном, летнем саду. Выглянуло солнце и стало заметно теплее. Однако, снег по прежнему еще не собирался таять. Солнце, такое же яркое, как и на Лазурном Берегу, откуда мы только что вышли, оно неистово искрилось на снегу, и это создавало нереально правдивое ощущение того, что ты ступаешь по россыпям алмазов. Зелень листвы на деревьях сада, цветение розовых черешен, чьи ветви были сплошь покрыты цветами вкупе с сугробами совершенно не холодного снега под ногами, это все… создавало нереально правдоподобное ощущения твоего присутствия в сказке! Откуда-то налетела стайка мелких пичуг, с гомоном и свистом носящихся возле нас. Это было так сказочно-прекрасно! Но меня не радовало. Тот ушат дерьма, который вылил на меня Алессандро в своей записке, не позволял моим эмоциям настраиваться на позитивный лад. Нити вообще осталась с резко затосковавшим Игносио. Они вдвоем поднялись на веранду этого загородного дома с другой стороны от нас и там уселись в кресла-качалки. «Они с Алессандро были близки!» – шепнула мне Нити на русском. Мне было не понятно, что означает слово «близки» применительно к отношениям двух молодых мужиков, но в принципе, и мне, и Нити сейчас было не до этого. Они просто решали сейчас свои проблемы. А я? А мне необходимо было решать свои. Вот и все. Очень много всего возникло нового и очень много всего обнаружилось из прошлого. Нерешенного. И еще очень для меня неясного! И по всей видимости, это только лишь вершина айсберга. Все эти вопросы, все их великое сонмище предстояло распутать оперативно и… правильно! «Это хорошо – подумала я, – что Нити меня вытащила сейчас от Тео, пока я еще окончательно не увязла в делах его Империи. И это паки хорошо, что мы переместились сюда, в этот очаровательный лентий садик, скрытый от глаз в одном из Смежных Миров и заваленный прекрасным не тающим снегом. Здесь намного приятнее!» В конце-концов, в отношении меня Алессандро был прав. И обижаться на правду о себе даже если ты привыкла к постоянной сладости лести и вранья, … эти детские обиды… они только еще более все усугубляют. Как и всегда! Он и сам поддался этой «вере в плохое». Хоть это в нем жило не как страх, а как… как неверие людям. Потому что вера в плохое, это вера в то, что веры нет. Как нет и доверия между людьми. Вера в то, что тебя неправильно поймут и не помогут, расскажи ты все честно… друзьям. «Вера в плохое» – она так многогранна! А еще она называется унынием. Алессандро просто самоустранился от всякого участия в решении проблем, которые внезапно перед ним образовались, обвинив во всех бедах нас с бабушкой Ниэтель. «Что ж? Это его выбор!» – Сказала я самой себе, подходя вплотную к тому столу, за которым уже сидел Эльми в обществе Тали, какого-то маленького мальчишки-подростка и, что было весьма для меня ожидаемо, моего отца. Присутствовал так же за столом немолодой и очень по мужски красивый человек, среднего роста, с сединой в висках, орлиным взглядом и в таком же комбинезоне, как и у папы. Он был мне отдаленно знаком, но я никак не могла припомнить где я его видела?