Александра Нюренберг - Планета в клетке

– Да ты что. – Запротестовал король, разворачивая изображение. – Это знамя перемен.

– Баловство.

Остролицый протянул руку, но Джонатан отдёрнул портрет и с видом собственника развернул на безопасном расстоянии, любуясь.

– Красава.

Они частенько приоткрывали здесь на лугу то одну, то другую дверь. Иногда они приходили на Эрец, когда здесь работало поколение великих испытаний, прибывшее из не такого уж далёкого мира, красного и золотого, помпезного, как старый семейный корабль, на котором они потом пережидали катастрофу.

Ну, сказать, что они работали – ничего не сказать. Эти милые парни и девицы, все не старше тридцатника, благодаря которым на планете окопалась чужая раса, успевали и многое другое. Их обуревали страсти, и подглядывать за ними было одно удовольствие. Занимались они своими делишками

Правда, и трудились, следуя своим талантам, граничащим с преступлением. Во-первых, они простодушно присваивали себе чужое наследие, выкапывая золотишко и брильянты. С помощью золота они предполагали улучшить атмосферу собственной очаровательной родины – великого космического государства, чьи границы в космосе издавна чертились с детской непринуждённостью. (Что они делали с брильянтами – неизвестно.)

Во-вторых, они присвоили себе самих наследников.

Именно они затеяли соорудить из людольвов собственное подобие, дабы решить проблему с дешёвым трудом в штольнях и на шахтах.

С этим они просчитались. Созданная раса оказалась либо слишком генетически успешной, либо полным провалом – это как посмотреть.

Разразилась катастрофа, вызванная чрезмерным куражом их чертежей переустройства полюсов. В результате последние из богов остались на Эрец и смешались со своими потомками.

Диск, на котором была записана эта история, чем-то привлекал джентри. В этой классической саге об экспансии и колониализме чувствовалась первобытная правда творения.

Так или иначе, возмездие настигло оккупантов в самой неожиданной и человечной форме: произошло то, что происходит в каждой семье, куда дети приводят своих партнёров.

Диск, находящийся сразу под Экспансией, записал схожую историю, которая тем не менее, была полной противоположностью.

Там флот с поколением пиратов-романтиков до Эрец не долетел.

Вместо них с территорий космоса, расположённых куда дальше, за Балконом, слетелись стервятники с семи планет.

Но эти две версии, лежащие прямо одна на другой по линии игры, как два слипшихся блина, притягивали болезненно любопытных джентри. Ибо они, представьте, не помнили, на какой из абсцисс появились они сами. Что касается ординат – вертикалей схемы – то с этим образовалась в их науке полная ерунда. Болтовню учёных насчёт полёта стрелы и полного выхода из оков времени и пространства, разрушении самой клетки псевдобытия, ради бытия осознанного – эту болтовню не стоило принимать в расчёт.

Кроме того, Джонатан отдавал себе отчёт, что в сходстве и противоположности версий скрыто упущенное им звено.

Но, может, то была блажь, а Джонатан слишком мнителен.

В каком-то смысле этот мир из пары двоящихся графиков стал их домом. (Они бы никогда в этом не признались. Владения – официальные владения джентри – располагались в безвременье. Обустроили они своё государство вполне разумно – если не считать досадных заворотов с белочками и гастрономическими министрами, проевшими дырки в Слойке.)

Главным для них признавалось другое.

…Знать, что где бы они не находились, они всегда могут вернуться. На той стороне – ха, какие стороны могут быть у отсутствия? – трава на лугу завьётся штопором и штопор откупорит выход в их блаженное безвременье.

К тому же, этими двойниками Слойка не исчерпывалась.

Они бывали в мирах, имеющих начало и конец, границы и предрассудки, с мышами и мышиными хвостами.

А дома всё иначе. Сама его призрачность и вариативность источала ощущение надёжности.

Даже этот луг имел для них особое значение. Они испытывали пристрастие к нему… во всяком случае, они выходили здесь чаще всего. Или им не под силу – сменить место встречи. Быть может, это время установил кто-то другой? Не они?

Впереди сформировался тоннель и в глубине его забрезжил тревожный свет чужого послеполудня.

Они увидели смутные фигуры – крупные, нелепые и громоздкие, переглянулись, но без усмешки. Смеяться не хотелось.

– Только после вас. – Пригласил остролицый.

Джонатан глянул через плечо и нарисовался его профиль в обрывке тумана, который был его дыханием – слишком кислотным для деликатных атомарных связей этого приторного мира.

Здесь их будут называть луговыми, а то и нечистью.

Дух луга уже ждал их, он сразу скользнул прочь… штормовой рёв густой травы и витающий гул насекомых, как дивизии садящихся и взлетающих бомбардировщиков, оглушил визитёров.

А если подгадать правильно, они получали возможность подправить кое-что.

Но не сейчас. Они испытывали головокружение, как всегда, когда входили сюда из ниоткуда.

Снаружи свет и шум создавали ощущение грохота, хотя ветры обвинять не стоило. Не ураган, а лишь поток тёплого океанического дыхания, который джентри всегда слышали, когда шныряли не вдоль, а поперёк линии.

Джонатан вспомнил одну из их совместных вылазок.

Тогда Лис предпочитала, чтобы её называли настоящим именем, данным при рождении, а не тем, которое она криво написала сбоку на своей рукописи. И волосы свои, цвета песка под луной, не красила то и дело в тона тёмные, ночные.

Предмет, когда торопится, становится тяжелее.

Эту неглупую мысль, почерпнутую из собственного суетливого мозга, из той части, где отпечаталась страница учебника вперемежку с шёпотом одноклассников сзади и спереди, и убийственными репликами учителя, высказал, ну, надо же – Джонатан.

– Случайно. – Отрезала Лис. (Она имела в виду, что страница отпечаталась случайно.)

Джонатан насупился, открыл рот, но язвить не стал – Лис была явно не в себе. Во-первых, она не вымыла голову, во-вторых, в чужие мысли полезла.

Правда, её ничего из этого не портило. Волосы она сунула за маленькие острые ушки, и они блестели чуть пыльным золотом. Что касается второго, то Джонатан отчасти сам выболтал свою тайну – упомянул до этого школу, похожую на башню, и что-то про запах мела.

– Ты главное, мел не ешь. – Посоветовал остролицый и вздрогнул: Лис забралась в машину на заднее сиденье и так бумкнула дверцей, будто холодильник пустой наказала.

Остролицый обменялся понимающим взглядом с Джонатаном.

Они ехали в маленькой чужой машине, духота аккуратно заполняла неухоженную покачивающуюся норку. Джентри смутно хранили в генетической памяти все убежища, которые последовательно занимали на протяжении миллиардов лет все предки джуни.