Александра Нюренберг - Планета в клетке

Из летописи тьмы.

…ну, так вот, я передал вам эту рукопись. Я передал её неохотно, так как она плохо написана – во всяком случае, первая часть. Вернее, она оставила у меня самого неприятное ощущение. Мне трудно поверить, что я – её автор. Очевидно, как уже было мною сказано, из-за того, что первая часть почти не отделана. В сущности, это собранные разрозненные материалы по проблеме.

Связать отдельные факты…

– сообщения из Внемира

– из газетёнок, тех местных, дешёвых, где колонка новостей движется до ужаса медленно, а набранная жирным комик-сансом передовица местного графомана так и торчит на одном месте

– поспешные записи разговоров, услышанных кем-то и когда-то

– сделанные на слух или по памяти копии перехваченных сообщений из древней сотовой сети

– конспекты научных монографий за последние две тысячи ярролет, авторы которых не подозревали, что сделали ценные наблюдения, так как думали и говорили совсем о другом

– собственные выводы, записанные так кратко, что трудно вспомнить ход мысли

…связать непросто для того, кто уже разбирается в проблеме… и невозможно для того, кто знает о ней совсем немного – из официальных колонок в таких вот газетах.

Но у меня не было времени обработать факты, вы знаете почему. (Тут я должен добавить – негромкий смех ).

Будет ли нескромностью заявить, что рукопись привлекла бы внимание читателей и критиков, если бы могла попасть на свободу? Я шучу – даже гипотетическая возможность такого поворота мною не учитывается. Это противоречит реальности, созданной такими умными ребятами, как вы.

Рукопись останется у вас, и вы будете её читателями и критиками.

Но если… о! если – человеку в моём положении простительны любые состояния психики, и у меня даже появилась впервые в жизни оплаченная государством роскошь предаться мечтам – и если, (вы смеётесь? нет? ну, спасибо) – если, повторю в третий и последний раз, история проблемы, изложенная мною с учётом мнений сотен заинтересованных в правде лиц, прорвётся когда-нибудь туда

– в утренние лучи нашего прекрасного Ярры

– и настоящие немеханические синицы будут болтать о своих многочисленных делишках

– и грубые собаки подерутся морозным утром

– кошки же будут сидеть по трое на лестницах и мысленно обмениваться мнениями по поводу нового магазинчика

– а стая толстых голубей с треском взлетит и кого-то ударит в лоб крылом – многие оценят то, КАК рассказана мною эта история, несмотря на то, что первая часть, конечно, никуда не годится.

Впрочем, вторая часть (о восьми стихиях) гораздо лучше, а третья (про наследника и наследство) и вовсе понятна насквозь – работа была завершена мною, когда будущее (моё и проблемы) уже не составляло секрета. Пришло успокоение, лоб перестал гореть, а руки леденеть от страха. Страха больше нет.

Меня не пугает осуждение. Да, что там – безразличен мне сделался даже сарказм. А что уж хуже этого озлобленного бастарда иронии. Поэтому я оставляю первую часть в живых. Она дорога мне, так как сопровождала мою эволюцию, и не в последнюю очередь важно то, что я сам видел многие события, хотя освещение здесь, конечно, оставляет желать лучшего.

(Из показаний з/к #*#, данных им по его собственному желанию ранним утром (7.30 а. м.) в одно из последних чисел декабря (очевидно, 20) в 37 037 году от Высадки, в таком-то от Начала Миссии, в таком-то от Сотворения Новомира, в тринадцати миллиардный семи ста миллионный от появления времени.)

Показания были оформлены, как следует из сопроводительной записки (утрачена), в качестве приложения к обширному тексту.

Текст уместился на, примерно, сотне листов пергамента или в пересчёте – на стандартной пачке очень плохой канцелярской бумаги, какой пользовались в конторах семидесятых годов предпоследнего века Старомира (так называемый, Мир на Монете, неучтённый эксперимент). Текст существует в одном экземпляре в частной коллекции Его Блаженства, хотя, возможно, значительный фрагмент или скопированные в сжатом виде отдельные главы – находятся на Плантации или, что менее возможно, в силу хорошо продуманного контроля – на Фактории. Насчёт контроля… это был комплимент, ребята.

Из книжечки Флоры.

Каждые семь поколений в каждой семье рождается кунштюк, Семёрка, копия своих предшественников, коих согласно летописи Балкона, довольно много. К счастью для полиции и родных, архивные свидетельства за семь лет приходят в полное убожество, ведь даже такую важную штуку, как накладные, хранят всего три года, а фамильные портреты… те и вовсе безопасны – тот же человек в другом платье другой человек. Устные предания сбивают с толку… Да и кто из родовитых или безродных сможет достоверно описать своего семь раз прадедушку или – убеждены в её высокой нравственности – семь раз прабабушку. Вот оттого-то никому из нас не приходилось столкнуться лицом к лицу с живым зеркалом и убедиться в своём сокрушающем обаянии. Да это и хорошо, разве нет?

Сане Бобровой не повезло. Она узнала, лапочка. И, видите ли, дело не в обаянии.

Из дневника, хранившегося в военно-полевой сумке.

Так-с, так, прочтём вот этот текст. Вот она – рукопись. На двух листах превосходной, как сколок слонового бивня, бумаги. Листы сохранялись неаккуратно. Вот даже, стыдуха-то, какое-то пятнышко. Животный жир от съеденной пищи, капля духов, слёзная жидкость – можно бы и определить, но я не буду. Не имею времени. Края листов обтрёпаны, но надрывов нету – бумага, как я сказал, приличная. Такой пользовались в последние годы Старомира, для того, чтобы копировать Доказательство Личности о принадлежности к Сословию Рабов, или, как сумели определить с разночтениями археолингвисты – ксиву, гренку, отпечаток.

Наверху два прокола – хотелось бы мне добраться до других листов, с которыми были сшиты эти. Исписаны оба с одной стороны. С отступом. Культура текста соблюдена, хотя составитель торопился. Торопился, а всё же переписывал, причём, свои же собственные заметки.

Вот разлетелся хвост отсутствующего абзаца – так, финтифлюшка. Черновик лежал на чистых листах, писавший задевал их пером, а потом перебелил на них свои же расчеты.

Ну, мои хорошие…

Кузьма Ильич Увалов.

Прародитель из расы «Слон/Свинья/Черепаха».

Инструмент в городском оркестре – рояль.

(Превосходно берёт высокие ноты).

Огромный, с рыжими бровями.

Роль в городе – сеть универсальных магазинов, большие деньги, большой вес в общественном мнении.

55 лет по о.с.

Грех – чревоугодие.

Проруха – закупка дряни у недостойных поставщиков.

Телесная особенность – плечи. Очень они у него мощные.

Пётр Набычко, прозвище за глаза «Булыга».

Прародитель – «Бык/ Носорог».