Екатерина Дей - Я однажды приду… Часть IV

– Жена командора, дочь Амира в сильных руках.

А это что означает? Он это кому сказал? Мне или Амиру? И мне и ему. Мне – чтобы поняла, что моя энергия уже не нужна девочке, я всё сделала и думать больше не должна, есть те, которые будут дальше делать, поэтому обратился как к жене командора. То есть, я выполнила свою часть, а остальное меня уже не касается, есть приказ командора и не то, что контролировать, думать об этом надо забыть. И сразу возник образ командора из Норвегии, Глеб умыкнул его жену и спрятал, принял решение, дал приказ и всё, никаких сомнений. А я, значит, продолжаю сомневаться в исполнении, всё время пытаюсь что-то от себя добавить – вдруг не хватило, вдруг не так сделали, надо спасать. Илья уже не улыбался, внимательно на меня смотрел. Молчал и Глеб, понял, что он хотел мне сказать, не мешал укладывать в голове умные, увы, не свои, мысли. Да, я всё удивлялась: ну почему опять так, почему мои ноги так отреагировали, а всё просто – назвала Илью как исполнителя спасения Мари, а сама не доверила, рванулась сама, вдруг у него не получится. Я опустила глаза и рассмотрела свои ноги, никаких шрамов, совершенно чистая кожа, ни следа рваных кровавых ран. Умный у меня организм.

А Амиру Илья дал понять, что границы на замке, всякие границы. В сильных руках и Мари и я. Понятно, что Мари будут лечить, холить и лелеять, но сделать её фигурой в какой-то игре или интриге не позволят, они все всё понимают. И тем более, никто не позволит даже посмотреть на меня косо – Амир увидел, что Лея и Илья вместе настолько сильны, что даже без Олафа смогли снять с меня его энергию. Делают не по клятве, по твёрдому внутреннему убеждению спасти меня любым способом, хоть ценой собственной жизни. Речи о том, как себя может повести Глеб в случае нападения на меня – нет. Илья говорил об остальных, всех, кто меня окружает.

И я терпела страшную боль только чтобы стать снова свободной. Очень значимая оказалась прогулка, и для Амира, и для меня. Хорошо, что у меня ноги умные, помогают мне в понимании жизни. Я посмотрела на Глеба, и он улыбнулся, есть надежда, что я хоть немножко, хоть чуть-чуть поняла их готовность сделать для меня всё. А я только вздохнула и прошептала:

– Граница на замке, пограничники и командор на месте, Родина спасена.

Они долго молчали, внимательно смотрели на меня, первым улыбнулся Илья и процитировал:

– А любовь Катюша сбережет.

Лея удивлённо посмотрела на него, она же не слышала этой песни, а Илья вспомнил, значит, уже был тогда в охране дома, вынужденно слушал мою песню обо мне. Глеб неожиданно засмеялся, тоже вспомнил, процитировал:

– Выходила, песню заводила…

И я тихонько запела, со всхлипами и вздохами, а потом, когда допела всю песню, сказала:

– Глеб, я всё поняла, Мари – это не моя проблема, это проблема Амира.

Он длинно вздохнул, а Лея с Ильей переглянулись – что-то странно я заговорила, может, с головой плохо стало после выведения энергии Амира. Пришлось объяснять:

– Она его дочь, она его жизнь, мы спасли её, но жить с ней ему, значит – ему и беречь её. Пусть сам свою гигантскую энергию теперь изменяет, уже не просто сохранять Мари жизнь, а помогать жить. Глеб, разреши Лее с Ильей с ним поговорить, пусть они ему всё объяснят, может и Олаф чего скажет.

– Хорошо, ты права. Амир, ты можешь позвонить мне через час.

Я даже вздрогнула от того, как изменился голос Глеба. Немного подумала, коснулась маленького камешка на луке Дианы и решилась:

– Амир, только от тебя теперь зависит жизнь твоей дочери. Вы семья, только вам решать, как дальше жить. Ты не торопись, подумай, пусть она живёт здесь, ей здесь хорошо, она никому не мешает. Окрепнет совсем, тогда и забирай, а пока подготовь всё, девочкам много надо… найди человеческую женщину, добрую, понимающую, она поможет.

Глеб произнёс странный звук, и я не дала ему возможности что-нибудь сказать, продолжила:

– Амир, тебе ничего не остаётся, как посмотреть на людей уже с другой точки зрения. А женщина такая найдётся, ты только позволь ей к тебе прийти, сам ищи её, чтобы быстрее встретиться. Только не обманывай её, иначе ничего не получится, только правду, всю. О себе тоже честно расскажи.

Илья очень странно на меня смотрел – взгляд был таким, таким внутрь себя, он слушал меня и думал о чём-то своём, какие-то мысли тревожили его – и я вдруг осознала, почувствовала, о чём он думает:

– Амир, ты подумай и о друзьях для своей дочери. Серёжа хороший мальчик, но он с ней не пойдёт, у него другая миссия.

Прозвучал голос командора:

– Амир.

Ну да, командор сам всё Амиру объяснит, я высказала своё мнение и теперь уже они сами обсудят все условия перемирия, а может и мира. А Илья с Леей сразу улыбнулись облегчённо – мальчик остаётся и больше не будет даже разговора о его судьбе. Глеб спросил меня:

– Ты нагулялась?

– Да, я бы отдохнула. Пойдём домой.

Мы вернулись домой, и я затребовала чай. В столовой Олег сразу ушёл готовить для меня чай, а Виктор ослепительно улыбнулся и доложил:

– Жена командора, Амиру хватит думать дня на два.

– На час.

Виктор понял, что мы добавили информации вражеской стороне и ехидно улыбнулся, хотя комментировать не решился. Глеб сел рядом с ним на диван и что-то долго говорил на ассасинском, поглядывая на меня и Олега, устроившегося недалеко от меня за столом. Я, конечно, не выдержала и спросила Олега:

– А что вы Амиру обо мне рассказывали?

– Много интересного.

– Ну, это же обо мне, я хочу знать.

Олег долго смотрел на меня, и глаза стали темнеть какой-то грозовой темнотой, только молний не хватало.

– Ты какие-то ужасы обо мне говорил?

– Ужасы? Да, ты права – ужасы.

Он закурил сигарету и выпустил длинную струю дыма в потолок, получилось как из трубы паровоза, когда звучит гудок. Неожиданно Олег усмехнулся, увидел картинку, которую я представила себе:

– Ты права – паровоз, наезжающий на Амира, лежащего на рельсах.

– Вы его на рельсы положили, а потом наехали?

– Нет, он сам туда лёг, когда решил тебя выкрасть.

– Он ведь не пытался… или пытался?

– Катя, да он круги нарезает с первого дня, все службы только тем и заняты, определяют возможности как к тебе подобраться. Правда состоит в том, что у них ничего не получается.

Я смотрела на Виктора, а сама видела глаза Амира на экране, мрачные, задумчивые. Ну, ну. Немного подумав, спросила Глеба:

– Скажи, тогда зачем ему эти разговоры о доверии, о моём доверии, если… он должен понимать, что я узнаю всё. Как я могу ему доверять, если он хочет меня похитить?

– Он рассуждает по своему опыту.

– Опыту?

– В нашем мире женщина никогда ничего не решала. И сейчас не решает. Никто, кроме тебя.

– То есть, он меня похитит, и я сразу должна ему доверять?