Иван Комаровский - Дары богини Хадор

– Виден профессионализм законоведа, – лицемерно улыбнулся инспектор, но Сандра не обратила на него никого внимания, будто служащий полиции был не больше и не меньше, чем тот самый фикус, что валялся возле зашторенного окна, и до которого никому не было дела.

Абсолютную тишину, тревожимую лишь скрипом пера, нарушил лай собаки Ирмы, что вбежала в кабинет на своих коротеньких лапках и остановилась около хозяйки:

– Тыковка, – попыталась изобразить радость девушка и наклонилась, чтобы погладить пса породы вельш-корги. Тыковка смотрел на Ирму влюблённым и доверчивым взглядом, Тео наблюдал за этой картиной и вдруг ощутил острую душевную боль оттого, что в последние несколько лет был так холоден по отношению к Фанимару и своей сестре, но самым обидным было чувство полного осознания этого с самого начала.

– Отлично, – прервал поток переживаний Тео инспектор Нокст, когда Сандра поставила подпись в углу оформленного протокола, – обещаю, что поиски начнутся незамедлительно. Но напоследок, я хотел бы задать Тео тот же вопрос, что задал и всем остальным, – молодой человек приготовился слушать, – Тео, ты не припомнишь ничего странного за эти три дня? Может, видел что-то необычное или слышал? – небрежно и без особого интереса спросил Тарий, соблюдая общепринятую формальность.

– Ничего подобного, – ответил Тео, хотя тут же вспомнил сегодняшнее утро: чувство преследования и странного лысого человека в чёрном на лекции профессора Стига, однако умолчал об этом.

– В таком случае, позвольте откланяться, – с этими словами Тарий Нокст захватил со стола оформленную бумагу и покинул особняк семейства Калеста.

* * *

Вечером Ирма Калеста сидела у себя в комнате и пыталась отвлечься от невыносимо тревожных мыслей, нарочито сосредоточенно стараясь закончить статью, посвящённую истории древнего праздника богини Имут Справедливой, приуроченному к концу мая, когда его традиционно отмечали совместно с Фестивалем Весны.

Ирма занималась журналистикой при Духовной Академии, где училась на третьем курсе и в которую поступила сразу после окончания школы, так как, в отличие от своего брата, сдала экзамен на высшую оценку.

Девушка часто корила Тео за то, что он намеренно занизил результаты своего экзамена, чтобы поступить в медицинскую семинарию, хотя у молодого человека были все шансы попасть в Академию Целительства, которой он не отдал предпочтения.

Тео считает, что практическая деятельность лекаря более сопричастна больным, намного ближе к ним, и тем ценнее, чем научно-исследовательская работа магистериев, профессоров, что выходят из своих университетов и академий с сухим багажом знаний.

Именно это противоречие стало краеугольным камнем конфликта Фанимара со своим внуком, вконец обострившим их отношения, ведь уже незадолго до этого Тео начал внезапно отдаляться от дедушки, хотя всей душой любил его и уважал.

Тео Калеста был непреклонен, он верил, что живое общение со страдающими людьми, нуждающимися в помощи – а не бесконечное изучение научных трудов в университетских библиотеках – поможет ему лучше находить общий язык с окружающими, в большей степени понимать их. Это в том числе относилось к матери и отцу Тео, которые проявляли к своим детям какое-то до глубины ранящее равнодушие.

Как и Фанимар, Ирма не могла понять внутреннего стремления своего брата, в попытке завоевания благосклонности родителей, так как девушка никогда не питала иллюзий на счёт них, воспринимая Сандру и Миколаса такими, какими они были на самом деле и довольствуясь той малой толикой интереса, который они изредка проявляли к своим детям.

Однако, невзирая на очевидные духовные переживания брата и его закрытость, не свойственную ему изначально, Ирма продолжала прощать ему все недостатки, она продолжала любить его и верить, что однажды он измениться, и всё станет как прежде, когда они, будучи маленькими, делились друг с другом самым сокровенным.

Но сегодня Ирма как никогда разозлилась на Тео, ибо исчезновение Фанимара вывело её из душевного равновесия, поставив под сомнение силу оптимизма, так характерную для неё.

«Только работа, только какое-то занятие может унять этот поток негативных мыслей», – думала Ирма, окружив себя книгами и листами исписанной бумаги, что вносили в её и без того не прибранную комнату, дополнительный беспорядок, в хаосе которого девушка, странным образом, могла найти всё, что ей было необходимо в данный момент.

Ирма развернула небольшую рукопись в кожаном переплёте, где приводились переводы древнего религиозного трактата – Книги Запредельных Видений, что была написана Мэргором, могущественным магом, служившим Семерым Дейвам, посланникам богов и воплощениям их воли на земле.

«В Сиянии Маджи, в Бесконечном Свете, Альдахор Верховный узрел прекрасный образ Имут, богини истины, правды, справедливости и равновесия».

«Пожалуй, это будет неплохим началом статьи», – сделала вывод Ирма и выписала цитату в блокнот, который специально вела для «Академического вестника», отнимающего в последний месяц много времени и сил. Ко всему предыдущий выпуск еженедельной студенческой газеты вышел позже обычно, что вызвало массу негодований, поэтому Ирма решила заранее подготовить рабочий материал, а заодно отстранить себя от гнетущих переживаний.

В дверь комнаты постучали:

– Войдите! – не отрываясь от записей, сказала Ирма.

Порог переступила Мелисса, ласково улыбнувшаяся Ирме. Когда невысокая, стройная женщина, облачённая в ночное платье, показалась в тёплом свете ламп, Ирма увидела, что в руках мачеха держит наполовину опустошённый бокал вина, а глаза её изрядно захмелели.

– Не возражаешь, если я присяду рядом с тобой? – спросила Мелисса, не скрывая своего стыда перед Ирмой.

– Конечно, – ответила девушка и смела с кровати добрую охапку бумаг, – Мелисса, я просила же тебя не слишком увлекаться спиртным, – Ирма взяла у мачехи недопитый бокал и поставила на стол. Мелисса не сопротивлялась этому жесту, а покорно опустила голову.

– Твой отец в клочья разорвал картину, выставку которой я уже готовила на днях. За неё мы выручили бы немало денег, думаю.

– Ты же знаешь папу, дорогая. Вероятно, он не меньше нас расстроен исчезновением Фанимара, хоть дедушка и не всегда ладил с ним.

– Быть может, – согласилась Мелисса, – но он уже больше недели практически ничего не пишет, часами лежит на кровати и смотрит в потолок, – добавила она.

– Не тебе говорить, каким сложным и трудным может быть Миколас. Иногда я думаю, как мама вообще смогла прожить с ним те первые шесть лет.

– Твоя мама любила его, она и сейчас его любит, по-своему, конечно.