Николай Сайнаков - Шлем Громовержца. Почти антигероическое фентези

– Вряд ли это возможно, – засомневалась та. – Он всегда мрачен, я даже не могу почувствовать его настроений, будто оно у него всегда одно и тоже, но согласись, что это место совсем не радостное.

И действительно, лес все больше приобретая неряшливый, запущенный, гиблый вид. Необычайно толстые и длинные вьюны оплетали деревья, свисали с ветвей, тянулись по усыпанной прелыми листьями земле.

Чаще всего попадался гигантский подмаренник, плети которого, как показалось Золотинке, могли выдержать и двойной человеческий вес. Повсюду свисали поникшие желтоватые колокольчики, окруженные трилистниками, в которых Золотинка признала ядовитый даже в обычном виде княжик. Карислав, неосторожно сорвав цветок рукой, долго шипел, тряся обожженной ядом кистью.

Повсюду была плесень и гниль, висели совсем уже невиданные стебли и корни. Вокруг непрерывно звучали какие-то подозрительные шорохи, скрипы, шелест.

– Приготовьте луки, – вскоре скомандовал проводник. – Но без команды не стрелять. И вот еще что, держите ножи под руками, и если захлестнет веревка – режьте её не задумываясь.

Через некоторое время далеко справа вдруг послышалось нежное «э-р-л-л, э-р-л-л-лл».

– Что это? – поежилась Золотинка.

– Это наши «друзья» – шилмасы, – отозвался Оборотень, – похоже, они нас заметили. Он остановился, пригляделся, и обошел стороной еле заметную лощину. Все двинулись за ним дальше.

– Послушаешь эти звуки, и никак не верится, что их могут издавать злобные существа, – почему-то шепотом обратилась к вилле дочь Буривоя.

– Многое бывает не таким как кажется. Беда иной раз приходит оттуда, откуда её совсем не ждёшь.

– Это точно, – заметил Карислав, – но в этих криках нет ничего угрожающего. Я что-то с трудом представляю себе этих шилмасов.

– Могу вас уверить, – обернулся Волк-Оборотень, что как только вы их увидите, больше никогда не сможете слушать их голоса без содрогания. Кстати, смотрите сюда. – Он указал на какое-то подобие звериной тропки среди листвы, а потом ударил туда своей палкой. Словно из ниоткуда взметнулась грубая волосяная петля, захлестнула палку и рванула ее вверх. Оборотень невозмутимо поглядел на свой висящий в воздухе ослоп, вытащил меч, и, подпрыгнув, обрубил веревку.

– Ого! – Карислав осторожно подошел поближе. – Ежели такая петля захлестнет ногу, то будешь болтаться вниз башкой, пока не набегут эти самые твари.

Венеды заторопились дальше. Крики шилмасов слышались теперь и справа, и слева, и сверху, откуда иной раз сыпалась труха или падала плесень. Однако в этом полумраке ни одного шилмаса рассмотреть не удалось, хотя шуршание и треск веток слышались совсем близко. Оборотень вел их без всякой дороги, постоянно петляя, а иной раз и возвращаясь назад. Все кроме него давно уже потеряли понятие о нужном направлении. Вот Волк присел, вглядываясь вперед, потом мягко отступил немного в сторону, поднял здоровый сук и бросил его туда, где они должны были пройти. Раздался треск. Довольно большой пласт дерна обрушился вниз, открыв обширный провал. Крики «э-р-рл-л» зазвучали громче, с ноткой обиды и разочарования в нежных голосах.

Отвесные стены ямы на глубине десятка локтей уходили в мутную воду, которая теперь пузырилась и ходила ходуном, взбаламученная неясно различимыми подводными обитателями.

– В этом лесу нет ничего опаснее торных дорог и легких путей. – Сказал Оборотень и зашагал дальше.

Оставив за собой омертвевшую весь, Морх бодро шагал по тропе, неизвестно кем проложенной в Корбовом лесу. Теперь он был полон силой до краев, она клокотала в нем, рвалась наружу, и все живое разбегалось с его пути. Только вороны следовали за ним, бестолково хлопая крыльями и хрипло вопя в надежде на добычу. И также как вороны, толклись мысли в голове у колдуна. Морх не знал силу Предреченного и не хотел ее испытывать сам. Еще раньше Предреченный должен быть сломан, испуган, подавлен. Еще в веси, рассматривая человеческие внутренности, Морх выгадал, что Предреченный в лесу. Теперь осталось лишь найти помощника, что сумел бы его схватить. Морх остановился, поглядел на ворон и поднял левую руку вверх.

Тотчас одна из них с радостным карканьем опустилась ему на запястье. Колдун посмотрел в ее черные глазки, а потом схватил другой рукой и с хрустом сломал птице шею.

Подруги погибшей, испуганно крича, снялись с деревьев, но вскоре вернулись, с прежней жадностью гладя на Умерщвляющего добычу.

Морх не обратил на них внимания. Раздвинув безвольный клюв птицы, он дохнул туда, впуская свой дух, и ворона зашевелилась, встрепенулась, осматривая мир белесыми, незрячими глазами. Морх торопливо нашел на своей одежде семя чертополоха, зашептал над ним, потом вложил в вороний клюв и запричитал:

– Лети и ищи силу и злобу, месть и хворобу, темные души, чуткие уши, острые зубы, жадные губы, ищи смерть несущее и мне послушное!

С последними словами он подкинул птицу высоко в воздух, и она молча, хлопая крыльями, помчалась в глубину леса. Только голова ее на сломанной шее беспорядочно болталась из стороны в сторону.

Белесые глаза мертвой птицы обшаривали лес, крылья, не зная устали, мяли воздух, пропитанный порчей. Когда стемнело, ворона опустилась на землю, дожидаясь следующего дня. И вот ночь разорвалась, съежилась подальше от глаз Яра. Мертвая птица снова была в воздухе. Белесые глаза в очередной раз заметили нечто. Среди ветвей деревьев, опутанных вьюнами, таились существа, чьи глаза со злобой посматривали вниз. Их было много, тела отливали красным на фоне листвы. Теперь ворона знала нужный ей путь. Развернувшись, она полетела туда, где над деревьями высились остатки крепости из гранитных глыб. Кажущаяся пустота развалин не обманула птицу, белесые глаза нашаривали что-то в темных провалах окон сохранившейся башни.

Окна-бойницы, с видневшимися краями ловчих сетей, были опасны для ее тела, птичьи кости густо усыпали землю под ними. Прекратив кружить, ворона спикировала в дверной проем и, не давая опомниться сидящим внутри тварям, полетела вдоль ведущей вверх лестницы. Свист рассекающего воздух меча раздался вдруг возле самого ее крыла. Ворона шарахнулась в сторону и вверх, и второй удар только лязгнул по камням. Хлопая крыльями, она влетела на второй поверх. Те, что сидели здесь, были растеряны – красные ничтожества во главе с ничтожным царьком! Птица выронила, наконец, семя чертополоха и зашлась в хриплом граянье, разметавшем тишину.

И прежде чем успели опомниться шилмасы, из семени пополз на каменный пол белый морок, стал расти и менять очертания, пока из него не вызрела призрачная фигура Морха.

Оглядев затаившихся существ, Морх заговорил: