Николай Сайнаков - Шлем Громовержца. Почти антигероическое фентези

Из всего ряда могил, три выделялись свежей землёй, а ещё одна была разворошена и пуста. Туда-то, к пустой яме, и торопился упырь. Походка у него была довольно шаткая. Упырями часто становились не только умершие колдуны, но и горькие пьяницы, умершие вне дома, так что понять чего он шатается было сложно. Да и не хотелось разбираться. Капище пользовалось дурной славой ещё до прихода Ужаса, ещё до того, как князь Вадимир пролил кровь лесных вождей, так что находиться здесь было вовсе не радостно.

Оборотень дождался, пока мертвец уляжется в могилу и закопается, выждал ещё немного и крадучись направился туда. Разбудить всех четырёх упырей и расстаться с душой прямо тут вовсе не входило в его планы. Небо на востоке, между тем, стало понемногу светлеть.

Слушая лихорадочное биение сердца, и чувствуя, как зверски потеют руки, Оборотень подобрался к могиле и, задержав дыхание, с размаху всадил кол в самую её середину, туда, где должна быть грудь мертвеца. Раздался булькающий звук, расшвыривая грунт, оттуда выметнулась синюшная, когтистая рука упыря, земля всколыхнулась и снова опала, рука безжизненно замерла. Упырь был мёртв.

Но тут уже из другой могилы показалась лысая, клыкастая голова, кожа на которой напоминала по цвету и виду поверхность шляпки бледной поганки.

– Кто ты? – прошипела она, уставившись блеклыми глазами на Оборотня.

Бродяге сделалось нехорошо, он помедлил, прежде чем нашёлся что ответить:

– Да я, собственно, так, прохожий…. Гулял вот…

– Гулял?! Здесь? – голова сипло захихикала, обнажив острые, желтые клыки, а потом, замолкнув, воззрилась на торчащий из могилы кол.

– Вот, – заметив её взгляд, поспешил добавить Оборотень, – Вашего соседа домой проводил.

– А кол зачем же? – голос упыря стал вкрадчиво жестким.

– А это в подарок, на долгую память. – Не сдержавшись, усмехнулся Волк. Первый страх прошёл, деваться было некуда, и он неожиданно расхрабрился.

– Шутить изволишь! – зловеще оскалилась голова. – Я жил здесь ещё тогда, когда самые старые деревья этого леса были слабыми ростками, когда здесь жили люди, поминавшие Нута, Гебу и Шаи, уже тогда я был стар, мёртв, и охотился за кровью. Я видел, как шли мимо воины Радомира, как прокладывался Лесной тракт, видел, как заблудилась корова Пеструшка, но никто, никогда, не пытался шутить со мной!

Пожалуй, мне стоит встать и познакомиться с тобою поближе! – Упырь выпростал из-под земли руку.

Оборотня прошиб холодный пот.

– По-моему, вставать не стоит, уже скоро рассвет. Мало ли что, можно и не успеть в могилу до солнца.

Упырь огляделся. Убедившись, что утро действительно близко, он окинул Оборотня долгим взглядом, задумчиво поскрёб когтями голову и сказал:

– Ну что ж, пожалуй, действительно не стоит. Бре-Дальф всё равно был дураком и неудачником, кол по нему давно плакал. А теперь беги, ладно…. Но мы ещё встретимся. Жди меня и бойся!

– Обязательно! – Не спуская глаз с головы, Оборотень гребанул в кулак землю с могилы мёртвого упыря и пятился до самого склона, там только повернувшись и помчавшись вниз по склону, к спасительной чаще, подальше от капища.

«Вечно этот Карислав найдёт себе каких-нибудь приключений! – думал он, пробираясь обратно. – Какого Ния он ночью не сменился? Или что, сразу уснул? Хоть не спи совсем. Но половина Чёрной чащи всё же пройдена, а ведь и в лучшие времена здесь небезопасно ходить было. Кто знает, сколько костей под этой хвоёй? И немного найдётся людей, кроме него, кто осмелится проторить здесь путь».

рис. автора

Не-скудняк с волнением следил за судилищем. Не то чтобы это могло как-то отразиться на его добре, просто сердце у него было жалостливое, а чудо придавало значимость всему, что сегодня делалось и говорилось.

– Итак, Не-такой обвиняется в поведении, порочащим доброе имя людоеда, – вещал со своего места Не-бестолковейший. – Вот, давеча, он был пойман за посадкой в землю зерна! Старуха Без-дельная не поленилась пройти до его хатки семь укоротских вёрст, и сама видела, как он его закапывал на заднем дворе, а потом поливал!

Не-скудняк был поражён. Надо же – зерно сажать! Да как он не побоялся эту отраву в руки брать!? Интересно, а много ли он закопал?

– Но это ещё не всё! – продолжал старейшина. – Помните, у нас несколько отличнейших черепов с заборов пропало?

Ещё бы Не-скудняку не помнить! Два замечательнейших черепа с полным набором зубов на обоих челюстях! Они так красивейшее смотрелись возле его хатки! Он даже планировал привязать верёвочку, так, чтобы при открывании калиточки черепа клацали зубищами. Не успел он найти безхозный шнурочек, как черепа взяли и стибрили!

– Помним, помним! – закричал он вместе с остальными.

– Так вот, Без-дельная засекла Не-такого. Это именно он воровал с наших заборов!

– Казнить, казнить гнилоеда!

– Казнить ореховыми прутьями!

– Терновником его по голой заднице!

– Оборвём червю уши!

– Так и это ещё не всё! – старейшина замахал костью. – Он их не просто воровал. Без-дельная карга видела, как он их закапывал!

– ???

– Да, да, закапывал, милые вы мои людоедики!

Не-скудняк не знал чему больше дивиться. Тому, что Не-такой закапывал вполне годные к употреблению черепа, или тому, что Не-бестолковейший называет их милыми. Старая подлюка совсем выжил из ума? Или тут какой-то подвох?

– И наконец… – Не-бестолковейший сделал многозначительную паузу, – Не-такой стал заявлять, что людоеды не должны есть людей!!!

Это последнее и так уже все знали благодаря стараниям глупых людоедих Без-тихушки и Без-молчушки, которые третий день трезвонили об этом по всей деревне. Тем не менее, все укороты сделали вид, что слышат об этом впервые и начали усиленно возмущаться и шуметь.

Не-такой стоял молча, делал вид, что никого не замечает и криков не слышит. Вообще-то Не-скудняк его жалел. Молодой ещё, глупый людоед. И имущества почти не имеет. Можно и простить его, только пусть черепа вернёт сторицей.

Но не у всех были такие жалостливые сердца:

– Давайте его засудим уже и казним! – кричали они. И, разумеется, более громкие крики раздавались со стороны дуплей. Ишь ты, хотят засудить природного папана!

Старейшина, кажется, думал тоже самое, но не начал, как обычно, поливать всех грязью, а заявил совершенно миролюбиво:

– Я прошу добрых дуплей замолчать. Пускай Не-такой сначала скажет что-нибудь в своё оправдание. Вы не забыли, что у нас наисправедливейший суд сегодня? Ну-ка, скажи нам, Не-такой.

– А чё говорить? По-моему, вы полные болванищи! Я зачем зернище закапывал? Думаете, чтоб оно росло? Не-е-ет! Чтоб сгнило! Правда, правда! – Не-такой развёл руками и скорчил вполне правдивую мину.